Игумения иулиания (каледа): актуальные вопросы современного монашества. Готовится серьезный удар по монастырям и монашеству

Первой девичьей обителью Москвы стал Зачатьевский монастырь. Он прославился как место, где Божией благодатью подается помощь в чадородии.

Монастырь был основан святителем Алексием, митрополитом Московским, в 1360 году по желанию его родных сестер – первых насельниц обители – преподобных игумении Иулиании и монахини Евпраксии.

Первый храм был освящен во имя преподобного Алексия, человека Божия, в честь которого и назвали монастырь Алексеевским. В 1514 году великий князь Василий Иоаннович, мечтавший о рождении наследника, построил каменную соборную церковь, освященную в честь Зачатия святой праведной Анны. Архитектором ее стал известный итальянский зодчий Алевиз Фрязин Новый, участвовавший в строительстве Московского Кремля. С тех пор монастырь стали именовать Зачатьевским, но прежнее название (Алексеевский) сохранилось. Монастырь имел общежительный устав, славился строгостью жизни и благочестием насельниц. Благоговейное богослужение, преданность молитвенному подвигу и делам милосердия сделали его образцом для устройства других женских обителей города.

Во время большого московского пожара 1547 года обитель полностью сгорела, после чего царь Иоанн Васильевич Грозный пожаловал монастырю земли в урочище Чертолье (там, где сейчас стоит Храм Христа Спасителя). На новом месте Алексеевский монастырь отстроили заново и перевели сюда большинство монахинь. Однако часть сестер осталась на прежнем месте, где почивали останки основательниц – преподобных Иулиании и Евпраксии. Так образовалась малая обитель, именуемая «Зачатейской», и монахини продолжили свои труды в надежде на ее скорое восстановление.

Икона «Зачатие святой Анны» в монастырской стене

Цари, дворяне и купцы

Зачатьевский монастырь прославился в народе как место, где Господь подавал помощь в чадородии. Сюда приходили молиться бездетные супруги царь Федор Иоаннович и царица Ирина Годунова. В 1584 году царь Федор по обету начал восстанавливать монастырь. По его повелению был выстроен соборный комплекс, включающий в себя храм Зачатия святой праведной Анны с приделами во имя небесных покровителей царственной четы – великомученика Феодора Стратилата и мученицы Ирины, а также храм Рождества Пресвятой Богородицы с приделом святителя Алексия, митрополита Московского, и шатровой колокольней. Вскоре у благочестивых супругов по милости Божией родилась дочь Феодосия.

История монастыря связана с именами и других царей, а также представителей многих знатных родов. Благодаря их щедрым вкладам обитель благоукрашалась в XVII и XVIII веках. Так, царь Алексей Михайлович пожертвовал Евангелие в драгоценном окладе и напрестольный крест-мощевик. Интересно, что его сестры-царевны были насельницами обители.

В 1696 году на средства А.Л. Римского-Корсакова, стольника Петра I, были построены парадные ворота с надвратным храмом Спаса Нерукотворного. Римские-Корсаковы издавна владели землями по соседству с обителью, и Спасская церковь стала их домовым храмом. До 1924 года она была не монастырской, а приходской. В подклете церкви устроена родовая усыпальница Римских-Корсаковых и Шаховских.

Внесла свой вклад в устройство обители и дворянская девица-белица Анна Михайловна Аничкова. Ее попечением в 1766–1768 годах на месте погребения основательниц монастыря, преподобных Иулиании и Евпраксии, построили небольшой храм в честь иконы Божией Матери «Неопалимая купина». Через сто с небольшим лет благодаря Акилине Алексеевне Смирновой, женщине купеческого звания, храм был расширен и объединен с Аннинским собором, образовав придел, который освятили в честь Казанской иконы Божией Матери.

Сквозь испытания

К началу XIX века обитель еще больше преобразилась. На месте уже обветшавшей Аннинской церкви был воздвигнут новый величественный храм Рождества Пресвятой Богородицы с приделами святителя Алексия, великомученика Феодора Стратилата и Зачатия святой праведной Анны. Колокольню тоже обновили. Все это старанием игумении Доримедонты (Протопоповой) и при содействии митрополита Московского Платона. Строительство велось высококлассными мастерами под руководством знаменитых русских архитекторов М.Ф. и М.М. Казаковых.

С приходом Наполеона в Россию в 1812 году монастырь был разорен, однако вскоре, по милости Божией, удалось его восстановить, а в 1846–1850 годах построить еще и богадельню с храмом в честь Сошествия Святого Духа. В начале следующего века монастырь украсился еще одним строением – новым трапезным корпусом с мастерскими для рукоделий.

Икона «Помощница в родах»

После прихода к власти большевиков обитель была разграблена, святыни преданы поруганию. В 1925 году Зачатьевский монастырь закрыли. Спустя девять лет взорвали собор и колокольню. На его месте построили типовое здание школы. Внутренние постройки были снесены, храм Сошествия Святого Духа изуродовали до неузнаваемости. На территории монастыря открыли тюрьму и детскую колонию.

Чудеса продолжаются

Возрождение Зачатьевской обители началось лишь в 1991 году. В 2010 году был воссоздан собор Рождества Пресвятой Богородицы. Среди уникальных особенностей собора – пол из камня, специально привезенного со Святой Земли, музей и костница в подклете. В настоящий момент в монастыре пять храмов, включая пещерный храм Успения.

Сейчас в обители подвизаются 22 насельницы во главе с игуменией Иулианией (Каледа).

Каждый день в монастырь приходят люди с благодарностью. У кого-то по молитвам к Божией Матери и святым Богоотцам Иоакиму и Анне после долгих лет бесплодия родился ребенок, кто-то нашел работу, устроил личную жизнь, обрел мир в семье. Тяжко болящие получили облегчение или полное исцеление по молитвам к преподобным Иулиании и Евпраксии.

Придя в обитель однажды «совершенно случайно», многие люди начинают посещать ее вновь и вновь.

Особым покровителем Зачатьевской обители является священномученик Владимир Московский Амбарцумов – дед по материнской линии настоятельницы монастыря, игумении Иулиании.

Он родился 20 сентября 1892 года в Саратове в лютеранской семье. В конце 1890-х семья переехала в Москву, где Владимир поступил в училище при Петропавловской лютеранской церкви, а затем продолжил образование в Берлине. По возвращении в Россию в 1914 году молодой человек поступил на физико-математический факультет Московского университета. Здесь он стал членом Христианского студенческого кружка и перешел в баптизм. После окончания университета Владимир, хотя и был талантливым физиком, оставил науку, чтобы полностью посвятить свою жизнь проповеди Евангелия. Искание «единого на потребу» влекло его сердце к Православию. Глубокая внутренняя сосредоточенность на предметах веры, поиски правды Божией и истинного ее исповедания привели Владимира Амбарцумова к решительному переходу в Православие.

В конце 1927 года по рекомендации протоиерея Валентина Свенцицкого он был направлен в город Глазов к епископу Ижевскому и Вокинскому Виктору (Островидову). 4 декабря в Преображенском соборе Владимира рукоположили в диакона, а через неделю в иерея. Вскоре отец Владимир был перемещен на службу в Московскую епархию и назначен клириком КнязьВладимирского храма в Старосадском переулке.

В 1937 году священника Владимира арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму. 5 ноября того же года его расстреляли на полигоне Бутово под Москвой.

На юбилейном Архиерейском Соборе 20 августа 2000 года священник Владимир Амбарцумов был прославлен в сонме новомучеников и исповедников Церкви Русской.

Память священномученика Владимира совершается 5 ноября, а также в Соборах Московских и Бутовских святых и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.

В 2004 году в Зачатьевском монастыре был освящен придел во имя священномученика Владимира Московского.

Этому святому молятся об укреплении в вере, о помощи в учении. К его заступничеству прибегают родители детей, подпавших под пагубное влияние сектантов. Священномученик Владимир помогает обращению в Православие из иных вероисповеданий.

Икона «Милостивая»

В соборе Зачатьевского монастыря, в белокаменном шатре хранится чудотворная икона Божией Матери «Милостивая». Монастырское предание связывает этот образ с древней иконой Богоматери «Милостивая Киккская» («Елеуса»).

Первое упоминание о «Милостивой» встречается в описи обители XVIII века. До закрытия монастыря образ находился в храме Рождества Богородицы. В 1918 году началась конфискация церковных ценностей. Чтобы защитить святыни, игумения монастыря Мария (Коробка) под покровительством Святейшего Патриарха Тихона основала братство, названное в честь иконы «Милостивая». Перед закрытием монастыря в 1923 году чудотворный образ был перенесен в храм пророка Илии в Обыденском переулке. Игумения Мария собрала сестер на последний молебен перед святыней. Со слезами возносили сестры горячие молитвы к Богородице, понимая, что начинается новая, полная испытаний жизнь.

После закрытия обители в 1925 году многих монахинь отправили этапом в лагеря Казахстана и Сибири, других в принудительном порядке выселили из монастыря без предоставления жилья. Оставшиеся в Москве сестры ютились по подвалам и чердакам, питаясь от трудов своих рук – занимались шитьем, стегали одеяла. Небольшая община тайно продолжала монашескую жизнь в миру, поддерживая традиции обители. Молились теперь в Ильинском храме, где в правом приделе хранился чудотворный образ Божией Матери «Милостивая». Каждый год 25 ноября, в день празднования иконе, почти все монашествующие Зачатьевской обители собирались в Ильинском храме, а после Литургии на праздничной трапезе у одной из монахинь.

Неизвестные анонимщики буквально преследуют меня, упрекая в том, что я "осуждаю" монахиню Евфросинию Олюшину. Например, вот такие комменты: "вы слышите только себя. Одно сплошное осуждение сестер каждый день, все новые статьи и это православные люди" . Мне приходят угрозы в личку. Когда я прихожу на подворье, на меня бросаются некоторые неадекватные прихожане и даже священники. В связи с одним таким инцидентом мне пришлось писать заявление в епархию. Обещали разобраться (пока не буду писать все подробности, посмотрим, как разберутся!)
Это похоже на какую-то организованную ТРАВЛЮ...

Но я повторяю, что никого не осуждаю, а ставлю проблему о сложившейся ситуации на Леушинском подворье и предлагаю ее осудить. Проблема более широкая, нежели только наше скорбящее Леушинское подворье. Она касается состояния вообще современного женского монашества.
Здесь важно услышать голос авторитетных игумений. Я уже приводила мнение петербургской игумении Софии Силиной.

Игумения Иулиания (Каледа), заместитель председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству, настоятельницей Зачатьевского ставропигиального женского монастыря Москвы. Она с детства посещала храм святого пророка Божия Илии в Обыденном переулке, духовно окормлялась у клирика храма протоиерея Александра Егорова, духовника последних монахинь Зачатьевской обители. Это очень опытная монахиня и родом из прекрасной семьи священника Глеба Каледы.
Вот краткая справка о ней http://drevo-info.ru/articles/14388.htm

В прошлом году в октябре мы с сестрами инокиней Аркадией и инокиней Ангелиной, а также с батюшкой о.Геннадием ездили в Зачатьевский монастырь, встречались с матушкой Иулианией. Она тепло приняла нас и долго беседовала с нами (это при ее огромной занятости), дала много ценных наставлений и советов. Мы увидели очень благодатный монастырь, где чувствовалась любовь и умелое руководство настоятельницы. Эта поездка и эти беседы запали глубоко в душу и вдохновили нас на желание созидать такую обитель любви и взаимного понимания.

Я бы могла привести по памяти некоторые наставления матушки Иулиании, но боюсь не точно их воспроизвести, поэтому ввиду актуальности темы лучше воспроизведу фрагмент ее статьи, в которой она высказывает важные для нашей ситуации мысли об ответственности настоятельницы за судьбы и за души сестер (из статьи "Все мы нуждаемся в совете опытных людей"):

"Игумения несет ответственность за души сестер.
Во время поставления в сан читается особенная молитва, где Господом ей поручаются души сестер, которые она должна привести ко Христу и за которые даст ответ в день Страшного суда . В этом вся тяжесть креста игумении - ответить не только за себя, но и за вверенные души . Ведь на самом деле никто из нас не сможет ничего сказать в свое оправдание . Если такие праведники, как преподобный Сисой Великий, перед кончиной говорили, что не знают, положили ли начало покаянию и угодны ли Господу их дела, то что сказать нам, грешным, о себе? Эта ответственность только повергает нас к стопам Спасителя и Матери Божией с мольбой о помощи исполнить послушание , потому что человеческими силами это невозможно"

После этих слов хочется спросить монахиню Евфросинию, понимает ли она, что такое возглавлять монастырь? Собирается ли она "несет ответственность за души сестер" или только принимать почести, поклоны и величания "матушка-матушка". Не забыла ли она, что слово "матушка" означат "мать"? Не забыла ли она ту самую молитву, которая где "ей поручаются души сестер, которые она должна привести ко Христу"? Не забыла ли она, что за сестер "даст ответ в день Страшного суда"? И "ответит не только за себя, но и за вверенные души"? И что она "скажет в свое оправдание"? Как посмотрит в глаза изгнанных своих сестер? Помнит ли она, что именно это и есть ее игуменское послушание перед Богом?...
Много вопросов накопилось к монахине Евфросинии. Я понимаю, что она опять промолчит, делая вид, что ничего не происходит, игнорируя наши слезы, скорби, письма, обращения (и даже стихи) к ней.
Может быть ей ЗДЕСЬ удастся отмолчаться. Но ТАМ не получится!

Кстати, члены Коллегии Синодального отдела по монастырям и монашеству посетили за прошлый и нынешний год более 100 епархиальных обителей в 21 епархии Русской Православной Церкви. О том, как проходило общение в монастырях, настоятельница Зачатьевского ставропигиального женского монастыря Москвы игумения Иулиания (Каледа) рассказала здесь

Православная Церковь — структура иерархичная и консервативная. Функции управления в ней всегда принадлежали мужчинам — прежде всего епископату и духовенству. И тем не менее, в жизни Русской Православной Церкви женщины играли и играют вполне определенную роль.

. Текст: «Татьянин день»

В преддверии 8 марта мы попытались составить что-то вроде списка тех женщин, которые если и не принимают участие в процессе принятия решений в Русской Церкви, то, по крайней мере, выполняют некоторые управленческие функции.

Данный материал составлен по данным открытых источников и не учитывает целый ряд факторов, которые отражаются на степени влиятельности той или иной кандидатуры. Мы сознательно не употребляем слово «рейтинг» как термин, противоречащий церковному пониманию идей иерархичности и служения, которое опирается на слова апостола Павла: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван» (1 Кор. 7, 20).

Кроме этого, мы сознательно уходим от анализа влиятельности в церковных кругах женщин — супруг видных государственных чиновников, которые принимают активное участие в работе различных благотворительных организаций, оказывают поддержку церковным социальным проектам и т. д. Ярким примером такого влияния может служить, например, супруга главы российского правительства Светлана Медведева.

За рамками нашего внимания также останутся женщины, несомненно влияющие на повестку дня в церковном сообществе, но не принадлежащие к официальным церковным структурам. К таким персонам можно отнести, например, известных журналисток Елену Дорофееву (ИТАР-ТАСС) и Ольгу Липич (РИА «Новости»), специализирующихся на религиозной тематике, главного редактора сайта «Православие и мир» Анну Данилову, бывшего главного редактора «Татьянина дня», журналистку Ксению Лученко, а также Олесю Николаеву — поэтессу, писателя, лауреата Патриаршей литературной премии.

Сюда же можно было бы отнести руководителей «Союза православных женщин» — общественной организации, учрежденной в 2010 году: Нину Жукову и Галину Ананьеву, входящих также в состав Бюро Всемирного русского народного собора, а также Марину Белогубову, начальника Департамента аппарата Полномочного представителя Президента РФ в Центральном федеральном округе.

Мы сознательно ограничим себя рамками официальных церковных органов управления и рассмотрим кандидатуры тех женщин, которые в этих органах состоят.

Вообще, степень влияния той или иной женщины в структурах церковного управления можно оценивать с двух точек зрения. Во-первых, с позиций строго иерархических. Для женщины-монахини высшее карьерное достижение — это игуменство в ставропигиальном (находящимся в непосредственном подчинении Патриарху) монастыре. Поэтому автоматически все настоятельницы ставропигиальных монастырей вошли в наш список. Во-вторых (и данный подход представляется более правильным), эту оценку можно производить с позиций сугубо функциональных, то есть с точки зрения причастности женщины к актуальной деятельности управленческих или совещательных структур Русской Православной Церкви. И именно по этой причине список не ограничивается игумениями крупных обителей.

Возможность лично посоветоваться с Патриархом в том или ином вопросе — привилегия, которой пользуются только наиболее авторитетные женщины в Церкви. Фото Патриархия.ru.

В последнем случае главным показателем будет являться участие женщин в работе Межсоборного присутствия — «совещательного органа, содействующего высшей церковной власти Русской Православной Церкви в подготовке решений, касающихся наиболее важных вопросов внутренней жизни и внешней деятельности Русской Православной Церкви» (см. Положение).

В соответствии с Положением, «Межсоборное присутствие призвано к обсуждению актуальных вопросов церковного бытия, в частности относящихся к сфере богословия, церковного управления, церковного права, богослужения, пастырства, миссии, духовного образования, религиозного просвещения, диаконии, взаимоотношений Церкви и общества, Церкви и государства, Церкви и иных конфессий и религий». То есть в круг обсуждаемых вопросов входят практически все аспекты жизнедеятельности РПЦ.

В свете шагов по реорганизации системы церковного управления, инициированных в последние годы Патриархом Кириллом, именно участие в реальном процессе обсуждения актуальных вопросов церковной жизни (который, по замыслу Патриарха, и должен протекать в рамках деятельности Межсоборного присутствия) может являться показателем действительного влияния той или иной персоны.

Заметим еще раз, что далеко не всегда результаты выборки по этим двум параметрам совпадают, т.е. настоятельницы крупнейших ставропигиальных монастырей совсем не обязательно являются членами Межсоборного присутствия. Среди 11 женщин, входящих на сегодняшний день в состав этого органа, пятеро — настоятельницы монастырей (и лишь трое из них управляют ставропигиальными обителями), одна монахиня и пятеро мирянок.

Стоит отметить, что кроме Межсоборного присутствия — структуры, созданной не так давно, в настоящее время в Русской Церкви сохраняется система синодальных отделов. По понятной светскому читателю аналогии синодальные отделы, комитеты и комиссии принято приравнивать к «гражданским» министерствам. В структурах этих отделов также присутствуют женщины — преимущественно настоятельницы монастырей. Сложившаяся за последние годы практика — когда комиссии Межсоборного присутствия и синодальные отделы занимаются одними и теми же вопросами церковной жизни, а порой и называются почти идентично — вносит небольшую путаницу в данное исследование. Например, несколько женщин-настоятельниц монастырей входит в состав «профильной» комиссии Межсоборного присутствия, которая называется «Комиссия по вопросам организации жизни монастырей и монашества»; и параллельно почти все они плюс еще несколько игумений состоят членами Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству.

Но даже поверхностный взгляд на состав тех и других структур свидетельствует о том, что участие женщин в работе Межсоборного присутствия, несомненно, гораздо более представительное и активное, нежели их работа в церковных «министерствах». Поэтому мы и будем отталкиваться прежде всего от этого показателя.

По формальному статусу в рамках деятельности Межсоборного присутствия наибольший вес имеет игумения Иулиания (Каледа) , настоятельница московского Зачатьевского монастыря: она единственная монахиня — член Президиума Межсоборного присутствия. Кроме того, она исполняет обязанности секретаря Комиссии по вопросам организации жизни монастырей и монашества, а также входит в состав Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству.

Игумения Иулиания (Каледа)

В миру — Каледа Мария Глебовна. Родилась в 1961 г. в семье ученого-геолога Глеба Каледы, впоследствии священника, и Лидии Каледы (в девичестве Амбарцумовой), дочери священномученика Владимира (Амбарцумова). Принадлежит к известному священническому роду, двое ее братьев — священники.

Решением Священного Синода от 5 мая 1995 г. назначена настоятельницей Зачатьевского женского монастыря г. Москвы.

Особое место с учетом возложенных на нее служебных функций занимает Маргарита Нелюбова — секретарь Комиссии Межсоборного присутствия по вопросам организации церковной социальной деятельности и благотворительности и член сразу четырех Комиссий: по вопросам духовного образования и религиозного просвещения, по вопросам организации церковной миссии, по вопросам взаимодействия Церкви, государства и общества, по вопросам отношения к инославию и другим религиям.

Маргарита Нелюбова на протяжении долгих лет является сотрудником Отдела внешних церковных связей и руководителем программы «Круглый стол по религиозному образованию и диаконии (социальному служению) Русской Православной Церкви». Фактически она ведущий церковный специалист в области социального проектирования, причем она очень хорошо знакома и с зарубежным опытом организации церковного социального служения.

Маргарита Нелюбова

Родилась в 1962 г. в Москве. В 1984 г. окончила Московский государственный педагогический институт. С 1992 г. руководит программой «Круглый стол по религиозному образованию и диаконии (социальному служению) в Русской Православной Церкви». С 2001 г. координирует программу участия Русской Православной Церкви в профилактике и борьбе с распространением ВИЧ/СПИДа.

Членом четырех комиссий Межсоборного Присутствия также является игумения Серафима (Шевчик ), настоятельница одесского Свято-Архангело-Михайловского монастыря. Стоит отметить: игумения Серафима — несомненно, яркая и разносторонняя личность. Она — единственная в Московском Патриархате женщина, возглавляющая синодальный отдел. Это, правда, синодальный отдел Украинской Православной Церкви — «Церковь и культура», но в любом случае пока это единичный прецедент подобного рода. Кроме того, игумения Серафима — депутат Одесского городского совета.

Заметим, что общепринятый для Русской Церкви запрет для священнослужителей на участие в работе государственных органов и политических партий в данном случае не имеет значения, поскольку игумения — это не священный сан, а должность, занимаемая монахиней.

Игумения Серафима входит в состав Комиссий Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства, по вопросам организации жизни монастырей и монашества, по вопросам взаимодействия Церкви, государства и общества, по вопросам информационной деятельности Церкви и отношений со СМИ. При этом одесский монастырь не является ставропигиальным, и в формальной табели и рангах настоятельство в этой обители не слишком выделяло бы тамошнюю игумению из ряда других, если бы не изрядная загруженность в церковных управленческих органах.

Игумения Серафима (Шевчик)

Родилась 25 марта 1963 г. в Черкасской области. В монастырь Серафима пришла в 17-летнем возрасте. С 1995 г. — настоятельница Свято-Архангело-Михайловского женского монастыря.

Депутат Одесского городского совета, занимает должность зампредседателя комиссии по духовности и культуре.

В 2007 г. игумения удостоена премии «Женщина третьего тысячелетия». Годом раньше — «Лучший христианский журналист 2006 года». Автор 15 книг (в основном по истории православия и духовной культуры Украины). Своим главным трудом считает исследование истории Киево-Печерской лавры. При этом, как сама признаётся, не имеет высшего образования.

Игумения Серафима — один из основателей всеукраинской общественной организации «Путь православных имени Святого равноапостольного князя Владимира». Основала единственный на Украине музей — «Христианская Одесса».

Особняком в нашем списке стоит инокиня Ксения (Чернега) . Она не является членом Межсоборного присутствия и не участвует в работе синодальных учреждений, но в силу занимаемой должности — она руководитель Юридической службы Московской Патриархии и одновременно руководитель Юридической службы Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества — имеет существенный вес в управленческих структурах Церкви. Кроме того, она входит в состав Ревизионной комиссии при Епархиальном совете г. Москвы.

Инокиня Ксения (Чернега)

Еще до принятия иноческого пострига исполнявшая обязанности юрисконсульта Московской Патриархии К. Чернега принимала участие в разработке многих документов, с которыми Церковь выступала в диалоге с государственной властью. Здесь были и имущественные вопросы, и проблемы, связанные с правовым регулированием статуса религиозных организаций в России, касающиеся системы церковного образования, вопросов взаимодействия Церкви и музеев, а также множества других.

В состав двух комиссий входит единственная среди одиннадцати женщин-членов Межсоборного присутствия монахиня — не настоятельница монастыря: монахиня Фотиния (Братченко) . Мать Фотиния — член Комиссии по вопросам организации жизни монастырей и монашества, а также Комиссии по вопросам церковного управления и механизмов осуществления соборности в Церкви. В первые годы патриаршества Патриарха Кирилла монахиня Фотиния занимала должность руководителя службы делопроизводства, являясь личным помощником Патриарха (распоряжение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла от 1 апреля 2009 года).

Еще четыре игумении входят в состав «профильной» Комиссии по вопросам организации жизни монастырей и монашества: игумения Сергия (Конкова), настоятельница Серафимо-Дивеевского женского монастыря, игумения Елисавета (Жегалова), настоятельница Стефано-Махрищского монастыря (Владимирская область), игумения Моисея (Бубнова), настоятельница Елеонского Спасо-Вознесенского монастыря в Иерусалиме, и игумения Феофила (Лепешинская), настоятельница Богородице-Рождественской пустыни в селе Барятино Калужской области.

При этом лишь игумения Елисавета управляет ставропигиальным монастырем.

Игумения Сергия (Конкова) , настоятельница Серафимо-Дивеевского женского монастыря — несомненно влиятельная и авторитетная фигура. Дивеевская обитель в настоящее является одной из неофициальных «кузниц кадров» для женских монастырей в России. Игумения Сергия управляет крупнейшим на сегодняшний день женским монастырем Русской Церкви: в обители насчитывается около 500 насельниц.

Игумения Сергия также входит в состав Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству.

Игумения Сергия (Конкова)

В миру — Александра Георгиевна Конкова. Родилась 26 мая 1946 г. Окончила стоматологический институт, работала заведующей зубоврачебным отделением больницы. В 1981 г. она поступила в Рижский Троице-Сергиев монастырь, через год была пострижена в рясофор, а в 1984 г. — в мантию с именем Сергия в честь преп. Сергия Радонежского. Вскоре была переведена на послушание благочинной в скит Рижской обители — Спасо-Преображенскую пустынь. 17 ноября 1991 г. поставлена игуменией возрожденного Дивеевского монастыря.

— настоятельница Свято-Троицкого Стефано-Махрищского женского монастыря. В обители — с первых дней возрождения в 1993 году. Возведена в сан игумении в 1997 году. В 2004 году монастырю придан статус ставропигии. Игумения Елисавета также член Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству.

Игумения Елисавета (Жегалова)

Родилась в г. Дмитрове Московской области. Воспитанница Пюхтицкого Успенского женского монастыря. 25 ноября 1997 г. Патриархом Алексием II возведена в сан игумении Свято-Троицкого Стефано-Махрищского женского монастыря.

Игумения Моисея (Бубнова) — настоятельница Вознесенского Елеонского монастыря в Иерусалиме. В обители располагается Духовная миссия Русской Православной Церкви заграницей.

Игумения Моисея (Бубнова)

Родилась в Германии во время Второй мировой войны, выросла в Бельгии. Воспитывалась под влиянием архиепископа Иоанна (Максимовича), с девяти лет пела и читала на клиросе. С 1975 г. на послушании в Гефсиманском монастыре в Иерусалиме. В 1977 г. пострижена в иночество, в 1992 г. — в мантию. С 1997 г. настоятельница Вознесенского Елеонского монастыря в Иерусалиме.

Известна своими литературными дарованиями, она автор известных книг «Дерзай, дщерь!», «Плач третьей птицы» и «Рифмуется с радостью».

Игумения Феофила (Лепешинская)

В состав Межсоборного присутствия также вошли известный публицист и общественно-политический деятель, президент Фонда изучения исторической перспективы Наталия Нарочницкая и президент Всероссийской ассоциации общественных объединений «Национальный Антинаркотический Союз» Юлия Павлюченкова.

Наталия Нарочницкая , как сказано на ее официальном сайте, — «православный идеолог». Тем не менее, для церковных управленческих структур она — «внешний» человек, независимый эксперт, не принадлежащий синодальным или патриархийным кругам. Хотя, разумеется, к ее голосу в Межсоборном присутствии не могут не прислушиваться: мало кто из членов Присутствия может сравниться с Наталией Нарочницкой, доктором исторических наук, автором множества серьезных научных работ, в плане интеллектуального багажа и научного базиса.

Наталия Нарочницкая

Н.А. Нарочницкая внесла весомый вклад в создание и деятельность значимых научных и общественно-политических движений, организованных при непосредственном участии РПЦ и оказывающих существенное влияние на общественную жизнь, — Всемирного русского собора, Императорского православного Палестинского общества, Фонда единства православных народов, Фонда «Русский мир».

Юлия Павлюченкова окончила Московский гуманитарный университет (бывшая ВКШ). Кандидат политических наук. Президент Всероссийской ассоциации общественных объединений «Национальный антинаркотический союз», председатель правления благотворительного Фонда поддержки православных инициатив, молодежных программ и проектов. Мать шестерых детей.

Юлия Павлюченкова

Екатерина Орлова — вторая, наряду с игуменией Иулианией (Каледа), женщина — член Президиума Межсоборного присутствия. Она входит в состав трех комиссий: по вопросам организации церковной миссии, по вопросам информационной деятельности Церкви и отношений со СМИ и по вопросам противодействия церковным расколам и их преодоления. Несмотря на то, что Екатерина Орлова вошла в состав Президиума Межсоборного присутствия, по всей видимости, ее участие в работе этого органа достаточно формальное: редактор издательства «Даниловский благовестник» Московского Данилова монастыря — фигура не столь известная в масштабах всей Церкви.

Екатерина Орлова

5.

Большинство из представленных в списке женщин-монахинь можно увидеть в дни больших праздников на патриарших богослужениях в храме Христа Спасителя. Если место справа на солее отведено для светских V.I.P. персон, то левую сторону на подобных службах традиционно занимают обладательницы игуменских крестов.

На богослужении в храме Христа Спасителя. Фото Патриархия.ru.

Игумения Георгия (Щукина) , настоятельница Горненского монастыря в Эйн-Кареме (близ Иерусалима). Пользуется большим духовным авторитетом, уже более 20 лет управляет Горненской обителью.

Игумения Георгия (Щукина)

Родилась 14 ноября 1931 г. в Ленинграде. В Великую Отечественную войну пережила блокаду, потерю родителей. В 1949 г. поступила в Свято-Успенский Пюхтицкий монастырь, где исполняла послушания казначея, регента хора.

В 1955-1968 гг. — насельница Виленского монастыря в Литве. Монашеский постриг приняла 7 апреля 1968 г. в Пюхтицах, где подвизалась до 1989 г. В 1989 г. получила назначение на восстановление монастыря святого праведного Иоанна Кронштадтского на Карповке в Санкт-Петербурге.

24 марта 1991 г. возведена в сан игумении. В 1992 г. направлена на игуменское послушание в Иерусалимский Горненский монастырь.

Игумения Рафаила (Хильчук) , настоятельница Свято-Троицкого Корецкого монастыря (Ровенская епархия УПЦ) — член Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству. Это вторая представительница Украинской Православной Церкви в нашем списке. Корецкий монастырь ведет свою историю с XVI века. Статус ставропигиального монастырь получил в 1984 году, еще во времена государственного атеизма.

Игумения Рафаила (Хильчук)

В миру — Хильчук Любовь Ивановна. Родилась в мае 1953 г. в с. Когильно Владимир-Волынского района Волынской области. В возрасте 22 лет в 1975 г. поступила в Корецкий монастырь послушницей. В 1978 г. пострижена в рясофор, в 1983 г. окончила регентское отделение при Ленинградской духовной семинарии. В 1991 г. пострижена в мантию. Возведена в сан игумении 26 июля 2006 г.

Игумения Филарета (Калачева) , настоятельница ставропигиального Свято-Успенского Пюхтицкого монастыря (Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата). Она входит в состав Коллегии при Синодальном отделе по монастырям и монашеству.

Игумения Филарета (Калачева)

Пюхтицы были на особом счету у покойного Патриарха Алексия II — с обителью Патриарха связывали воспоминания молодости. В советское время Пюхтицы — один из немногих не закрывавшихся женских монастырей — поставляли настоятельниц для женских обителей для всей РПЦ.

Выпускница Самарского университета, игумения Филарета — также женщина разнообразных талантов: так, например, в сентябре прошлого года в Таллине прошла выставка ее фотографий «Монастырь».

Игумения Серафима (Волошина) , настоятельница ставропигиального Иоанновского монастыря (СПб). Монастырь на Карповке — единственная ставропигиальная женская обитель в Санкт-Петербурге. Причем ставропигию монастырь получил едва ли не первым среди остальных женских обителей, открывшихся или возобновленных в постсоветское время — в декабре 1991 года.

Игумения Серафима (Волошина)

Родилась в 1956 г. Начало своей монашеской жизни положила в Пюхтицах. С 29 апреля 1992 г. — игумения Иоанновского ставропигиального женского монастыря.

Игумения Феофания (Мискина) , настоятельница ставропигиального Покровского женского монастыря (Москва). Покровский монастырь можно без всякого преувеличения назвать самым посещаемым монастырем столицы: здесь хранятся мощи святой блаженной Матроны Московской, пользующейся огромным почитанием в народе.

Игумения Феофания (Мискина)

В миру Мискина Ольга Дмитриевна. Воспитанница Свято-Троицкой Дивеевской обители. Настоятельницей возобновленного в 1994 г. Покровского монастыря назначена 22 февраля 1995 г. Возведена в сан игумении 4 апреля 1998 г.

Игумения Афанасия (Грошева) , настоятельница ставропигиального Иоанно-Предтеченского женского монастыря (Москва).

Игумения Афанасия (Грошева)

Родилась 28 июля 1939 года в городе Щербинка Московской области, в 1973 году поступила в Свято-Успенский Пюхтицкий женский монастырь, с 1998 года благочинная Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря, с 2001 года настоятельница Иоанно-Предтеченского монастыря.

11 сентября 2007 года Патриарх Алексий II возвел монахиню Афанасию (Грошеву) в сан игумении.

Настоятельница ставропигиального Богородице-Рождественского монастыря — одного из древнейших женских монастырей Москвы (основан в XIV в.).

Игумения Викторина (Перминова)

В миру Перминова Елена Павловна. Родилась в 1954 г.

Настоятельница ставропигиального Кресто-Воздвиженского Иерусалимского монастыря (Москва).

Игумения Екатерина (Чайникова)

В миру — Чайникова Екатерина Алексеевна. Родилась в Красноярском крае, с. Таштып. В 1976 г. семья переехала в Псковскую область, в город Печоры. В 1986 г. поступила послушницей в Пюхтицкий Свято-Успенский женский монастырь.

В 1990 г. в числе других сестер направлена в Москву нести послушание в патриаршей резиденции в Чистом переулке. Назначена на должность коменданта Московской Патриархии. Руководила реставрацией и строительными работами в патриаршей резиденции.

В 1991 г. приняла иноческий постриг. В 2001 г. принимает монашество с именем Екатерина.

С 2001 г. назначена настоятельницей Кресто-Воздвиженского Иерусалимского ставропигиального женского монастыря.

С 2006 года в дополнение к несомому послушанию назначена настоятельницей Подворья при храме Иерусалимской иконы Божией Матери за Покровской заставой г. Москвы с поручением забот по скорейшему воссозданию разрушенного храма.

Настоятельница ставропигиального Покровского Хотькова монастыря (Московская область).

Игумения Олимпиада (Баранова)

В миру — Баранова Наталия Владимировна.

Игумения Фаина (Кулешова) , настоятельница ставропигиального монастыря Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни (Москва).

Игумения Фаина (Кулешова)

В миру — Кулешова Светлана Владимировна. Родилась 1 апреля 1968 г. в поселке Мебельный Стерлитамакского района Башкирской АССР. В 1995 г. поступила послушницей в Свято-Троицкий Белопесоцкий женский монастырь города Ступино Московской области.

8 апреля 2008 г. пострижена в монашество. 8 июня 2011 г. назначена исполняющей обязанности настоятельницы Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни п/о Кузнецово Наро-Фоминского района Московской области.

Постановлением Священного Синода от 5-6 октября 2011 г. назначена настоятельницей Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни. 16 октября 2011 г. возведена в сан игумении.

Настоятельница ставропигиального Борисо-Глебского Аносина монастыря (Московская область).

Игумения Мария (Солодовникова)

Игумения Антония (Корнеева) , настоятельница ставропигиального Николо-Вяжищского монастыря (Новгород).

Воспитанница Пюхтицкой обители. С 30 июня 1990 г. настоятельница Николо-Вяжищского монастыря. Статус ставропигии обитель получила в октябре 1995 г. Монастырь небольшой, на сегодняшний день в нем числится полтора десятка насельниц.

В марте 2012 г. определением Синода при Синодальном отделе по монастырям и монашеству учреждена коллегия, в состав которой входят еще несколько игумений женских монастырей.

Игумения Варвара (Третьяк) , настоятельница Введенского Толгского женского монастыря.

Игумения Варвара (Третьяк)

Игумения Евдокия (Левшук) , настоятельница Полоцкого Спасо-Ефросиниевского женского монастыря (Белорусский экзархат).

Игумения Евдокия (Левшук)

Настоятельница Богородице-Смоленского Новодевичьего женского монастыря г. Москвы. Монастырь не является ставропигиальным, в нем располагается резиденция Патриаршего наместника Московской епархии митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия.

Игумения Маргарита (Феоктистова)

Игумения Параскева (Казаку) , настоятельница Параскевинского Хынковского женского монастыря, представительница Молдовы.

Игумения София (Силина) , настоятельница Воскресенского Новодевичьего монастыря г. Санкт-Петербурга.

Игумения София (Силина)

В списке отсутствует настоятельница ставропигиального монастыря Казанской Амвросиевской женской пустыни, потому что после кончины в 2012 г. игумении Никоны (Перетягиной) в обители пока есть лишь исполняющая обязанности настоятельницы монахиня.

6.

К нашему списку можно отнести еще несколько персон.

Игумения Николая (Ильина) , настоятельница Никольского Черноостровского женского монастыря. Обитель в Малоярославце известна своей работой с детьми: с 1993 г. при монастыре действует приют-пансион «Отрада» для девочек из семей с наркотической и алкогольной зависимостью. В нем проживает 58 воспитанниц. Приют «Отрада» стал своего рода образцово-показательным социальным проектом, реализованным монастырем при государственной поддержке и активном участии крупных благотворителей.

Редкий случай для епархиального монастыря: его посещали не только оба последних Предстоятеля Русской Церкви — Патриарх Алексий II (дважды: в июле 1999 г. и в августе 2005 г.) и Патриарх Кирилл (в октябре 2012 г.), но даже Патриарх Болгарский Максим — в 1998 г.

Игумения Николая (Ильина)

В миру — Ильина Людмила Дмитриевна. В мае 2012 г. указом президента РФ за большой вклад в благотворительную и общественную деятельность первой в стране награждена вновь учрежденным орденом Святой великомученицы Екатерины.

Согласно статуту ордена, им «награждаются известные своей высокой духовно-нравственной позицией и милосердием граждане Российской Федерации и граждане иностранных государств за выдающийся вклад в миротворческую, гуманитарную и благотворительную деятельность, сохранение культурного наследия».

Инокиня Ольга (Гобзева) . В прошлом известная актриса советского кино в настоящее время является председателем координационного совета женских благотворительных организаций при отделе по церковной благотворительности и социальному служению Московского Патриархата.

Инокиня Ольга (Гобзева)

Елена Жосул — советник председателя Синодального информационного отдела, заведующая кафедрой журналистики и PR Российского православного университета апостола Иоанна Богослова. Профессиональный журналист, Е. Жосул долгое время являлась корреспондентом ИА «Интерфакс», специализируясь на религиозной тематике. Перейдя на работу в церковные структуры, активно участвует в формировании информационной политики РПЦ, руководит программой региональных обучающих семинаров для сотрудников епархиальных пресс-служб.

Елена Жосул

За последние годы существенно активизировалась деятельность Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. Поэтому в наш список вошли несколько его сотрудниц, находящихся на ключевых постах и так или иначе координирующих социальную деятельность в масштабах Русской Православной Церкви.

Марина Васильева — заместитель председателя отдела, координатор и один из организаторов православной службы добровольцев «Милосердие».

Марина Васильева

Юлия Данилова — руководитель Издательско-информационного сектора в ведомстве епископа Пантелеимона (Шатова) и главный редактор сайта «Милосердие».

Юлия Данилова

Полина Юферева — руководитель направления организации помощи в чрезвычайных ситуациях Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, координатор службы «Милосердие». После событий в Крымске, где Церковь приняла активное участие в оказании помощи пострадавшим, Полина Юферева была награждена медалью МЧС России «За содружество во имя спасения» — «за вклад сестер милосердия в оказание гуманитарной помощи населению, попавшему в чрезвычайные ситуации, а также популяризацию профессии спасателей и пожарных».

Полина Юферева

Евгения Жуковская — специалист контрольно-аналитической службы Управления делами Московской Патриархии. Окончила отделение церковной журналистики Российского православного университета ап. Иоанна Богослова, в настоящее время учится в аспирантуре МГИМО. В Управделами работает с 2009 года, координирует целый комплекс вопросов, связанных со взаимодействием с епархиями РПЦ, в том числе, во взаимодействии с Синодальным информационным отделом — вопросы информационной деятельности епархий. Член Союза журналистов России.

Евгения Жуковская

7.

Подводя некий итог нашему исследованию, повторимся: оно не всеохватное и достаточно формальное. Например, в расчет не принимался такой фактор, как медийность персоны. В нашем случае этот параметр в подавляющем большинстве случаев стремится к нулю, т. к. преобладающие в списке монахини и настоятельницы монастырей не ищут пиара, не пытаются лишний раз попасть в кадр, выступая на первый план лишь тогда, когда этого требует необходимость. Впрочем, то же самое в полной мере можно отнести и к женщинам-мирянкам, поименованным в списке.

Да, женщины в Церкви находятся на вторых ролях. Но эти свои роли они исполняют достойно. Остается пожелать им сохранять и приумножать тот багаж опыта, знаний и талантов, который и позволил им занять то место, где каждая из них совершает свое служение.

5 ноября - день памяти священномученика Владимира (Амбарцумова). Придел в его честь освящен в одном из храмов Зачатьевского монастыря. Мы предлагаем вам интервью с игуменьей Зачатьевской обители, Иулианией (Каледовй), родной внучкой священномученика Владимира.

О священномученике Владимир не раз рассказывалось в православных изданиях, есть книга, ему посвященная. Чувствуется, как глубоко и с какой теплотой чтит его память Ваша семья, Ваш род (так уже можно сказать). Расскажите, пожалуйста, как впервые, в детстве, Вы услышали о нем.

Пятого ноября этого года исполняется 75 лет со дня мученической кончины священномученика Владимира Амбарцумова. Это новомученик нашей Церкви, прославленый в 2000 году, на юбилейном Архиерейском Соборе РПЦ. У него очень интересная судьба, и сейчас он, несомненно, помогает многим людям. Священномученику Владимиру посвящен южный придел в Свято-Духовском храме нашего монастыря. Этот святой был отцом моей родительницы и наша семья всегда его почитала. С тех пор, как я себя помню, с тех пор помню и рассказы о дедушке. Будучи в семье одной из младших, я не застала уже своих бабушек и дедушек, и знала о них только по рассказам родителей. Но должна сказать, что дедушка Владимир всегда занимал какое-то особое место в моей жизни, и отношение к нему было особое, не такое, как к другому дедушке и к бабушкам. Царство Небесное дорогим моим приснопамятным родителям, которые имели мужество не скрывать , что дедушка был священником, и то, что он пострадал за Христа. К сожалению (и я это знаю на конкретных примерах), во многих семьях, где кто-нибудь из родственников был репрессирован, старались как-то это скрыть и никогда не вспоминать о том. А нам об этом в детстве рассказывали, и я всегда знала, что дедушка Владимир был священником и пострадал за Христа.

В годы, когда еще не было известно о судьбе Вашего дедушки, надеялась ли семья на его возвращение?

Да, мы долго, очень долго не знали ничего о его последних днях. Не знали, как и когда он пострадал. Единственным документом, что имелся у мамы, была справка о реабилитации, в которой было написано, что дедушка скончался 21 декабря 1942 года. Мы в этот день старались особо вспомнить дедушку, но иногда как-то так получалось, что почему-то и забывали. Мама говорила, что ей не верилось, что дедушка умер в этот день, верно, от того эта дата и забывалась.

Помню, как мама рассказывала нам, что дедушке Володе приходилось жить вдали от детей, о том, как он служил, как приезжал к ним, и о том, как его забирали, рассказывала об обыске в день ареста ее папы, ей было 15 лет.

У нас в детстве была такая удивительная молитва, прибавление к утренним и вечерним молитвам: «Господи, дай, чтоб мы узнали, как умер дедушка Володя». И вот сколько я себя помню, я помню, что мы всегда утром и вечером молились: «Господи, дай, чтоб мы узнали, как умер дедушка Володя»

Признаюсь, что в детстве была у меня какая-то такая надежда (я о ней никому не говорила) … Что вдруг раздастся в дверь звонок, откроется дверь, и войдет дедушка. Где-то на подсознательном уровне эта надежда сохранялась во мне даже до 1989 года. Казалось: ну мало ли? Знали же мы про отца Павла Троицкого, который вроде как по документам умер, а в действительности был жив, знали и другие такие случаи. И с детства была такая мысль: ну может быть, дедушка где-то там остался жить… может, где-нибудь в Сибири, может, где-нибудь на Дальнем Востоке… и что, может, он нас найдет и к нам придет. Шли годы, мы не переставали обращать свое прошение к Господу, чтоб мы узнали, как умер дедушка Володя.

Наступил 1989 год. И как-то звонит нам Варвара Васильевна Чичагова-Черная (покойная игуменья Серафима, внучка священномученика Серафима Чичагова) и сообщает, что она подавала документы на реабилитацию и теперь получила документы в ответ.

А Ваша семья знала матушку Серафиму?

Да, мы были очень близко знакомы по Обыденскому храму. На семейном совете мы приняли решение тоже подать документы на Лубянку и просить сообщить нам данные о Владимире Амбарцумове. Определили, что заниматься этим будет мой брат Кирилл (нынешний настоятель храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутове). Мама сказала, что ей уже не по силам, и слишком много для нее было тяжелых переживаний, связанных с этим местом. Она, даже старалась не ездить с нами, маленькими детьми, в «Детский мир», только чтобы не оказаться на площади Дзержинского, как тогда Лубянка называлась. Кирилл подал документы, и мы стали ждать ответ. Моя родительница, монахиня Георгия, многие годы молилась великомученику Артемию, которому молятся о без вести пропавших. Кто-то, очень давно, сказал ей, что нужно молиться ему, чтоб он помог узнать о судьбе ее отца. Память великомученика Артемия приходится на 2 ноября по новому стилю. И вот, 2 ноября 1989 года мама, как и всегда в такой день, усердно помолилась, попросила помощи у святого угодника, и легла спать. Утром, 3 ноября, раздался телефонный звонок. Звонили с Лубянки, спрашивают: «Вы подавали документы?» - «Да» - «Можете приходить. Ваши документы готовы». Кирилл поехал туда. Ему вынесли дело дедушки и ознакомили с документами, в частности, с протоколом заседания тройки НКВД от 3 ноября 1937 года, на котором дедушка был приговорен к расстрелу, а 5 ноября был расстрелян. Промысел Божий был в том, что именно 3 ноября, в день заседания тройки, день в день спустя 52 года, Кирилл увидел эти документы. Он тут же сообщил новости маме по телефону и поехал домой. В это время я была в Петербурге у своей старшей сестры, Александры. Нам мама утром позвонила и сказала, что Кирилл поехал на Лубянку, какие-то есть сведения о дедушке. Мы стали молиться. Потом позвонили и сказали, что дедушка расстрелян 5 ноября 1937 года. В тот момент мы словно пережили смерть дедушки, и я четко осознала, что надежды на возвращение дедушки нет.

Конечно, я всегда понимала, что времени-то прошло уже очень много, но в глубине души оставалась очень и очень слабая надежда. А тут мы поняли: все! Дедушка скончался! Дедушка Володя не просто скончался, его растреляли! Он мученик за Христа! В те дни, 3 ноября, и 5 ноября, были отслужены по нему панихиды. Удивительное было у нас чувство: с одной стороны переживания смерти близкого человека, а с другой-осознание того, что дедушка мученик за Христа.

Все, кто знакомится с жизнеописанием Вашего дедушки, запоминают девиз его молодости «Не бойся, только веруй», запоминают тот пример непоколебимого мужества, который оставил нам священномученик Владимир. Расскажите, пожалуйста, как Вам, в ваших трудностях, помогал примеры дедушки ?

Мысль о дедушке всегда была для меня укрепляющей . Я хорошо помню, как в 1991 году, когда покойный Патриарх Алексий II благословил заниматься восстановлением монастыря, мне приходилось много ходить по разным «конторам», в частности, в Отдел по связи с религиозными организациями, т.е просто бывший Совет по делам религий, и много я там «приятных» в кавычках минут пережила. И в какой-то момент тогда я вспомнила дедушку. И подумала: а я-то что? Уже отношение-то к Церкви стало тогда меняться, и не сравнить было с тем, как прежде, много неприятного, но все-таки все по-другому. А дедушка что пережил? И когда его арестовывали, и когда его допрашивали, да и на свободе как было ему трудно! И помню, как после встречи с бывшим уполномоченным я поехала на Ваганьковское кладбище, на могилку бабушек, где была погребена земелька с отпевания дедушки. Поехала я туда, чтоб дедушку попросить как-то меня укрепить, как-то мне помочь во всех этих трудах, чтоб он мне мужество дал и крепость.

Потом, когда уже сестринская община была, пришлось нам дело иметь прямо с тем самым ведомством, с которым и дедушка дело имел. Мы там жили в своем помещении, а и школа, и другие организации оставались на территории монастыря, как и раньше. В помещении Свято-Духовского храма (где теперь придел в честь священномученика Владимира) существовало какое-то подразделение Комитета Госбезопасности. В здании совсем ничего не напоминало о том, что здесь когда-то был храм и пристроенная к нему богадельня. Купола не было, была двускатная крыша, все здание было перестроено. Было принято решение о передаче здания Церкви, и я пошла туда. Прямо скажем, меня их руководитель не очень милостиво встретил, мягко выражаясь. Был 1992 год. Я пришла и говорю, что раньше здесь был храм и что принято решение о передачи здания Церкви, и я прошу его подписать проект постановления правительства о передаче. Он сказал: «Что?? Какой храм? Здесь никогда храма не было, нет и не будет! Уходите отсюда и больше ко мне можете не приходить». А охранникам внизу сказал: «Если эта еще сюда придет, скажите ей, что я выйду к ней с автоматом Калашникова». Милостью Божией, по молитвам дедушки, здание Церкви отдали.

Однако эта организация еще два корпуса занимала у нас, на территории монастыря: старый трапезный корпус и бывший настоятельский корпус. И несколько лет, пока они тут еще находились, очень напряженные были у нас отношения, так что даже мы по вечерам выходить на территорию опасались. Помню, как всегда тогда к дедушке обращалась за помощью, и всегда ее получала.

Может быть, Вы помните что-либо из рассказов мамы, что не вошло в ее воспоминания и о чем Вы можете рассказать? Что вы помните из рассказов папы?

Мне кажется, все вошло в мамины воспоминания, во всяком случае, все основные моменты. Папа также писал о дедушке в своих воспоминаниях. Первый раз - еще в отроческом возрасте - папа исповедовался у отца Владимира, и первые годы своей церковной жизни он окормлялся именно у дедушки. И дедушка очень ярко запечатлелся в его сердце. Может быть, еще и потому, что, хотя он был мальчиком, дедушка относился к нему как к взрослому, он благословил его, можно сказать, на подвиг, служения Церкви и исповедничества: папа узнавал о семьях репрессированных и приносил им определенную помощь. Главное, что запомнилось папе, это то, что дедушка был очень цельной личн остью, целеустремленным был человеком и очень, можно сказать, горящим. Когда дедушку уже забрали, папа очень скорбел, что лишился его, и говорил, что если бы он вернулся, он обязательно к нему тут же побежал бы.

Расскажите, пожалуйста, о том, как Вы и в Вашей семье узнали о канонизации дедушки, и о том, как возникла идея посвятить ему придел.

Когда мы узнали, что дедушку собираются канонизировать, то какой-то страх и трепет «нападе на нас». Я уже говорила, что мы всегда не только молились о нем, но и к нему молитвенно обращались, не было и сомнений в правильности этого, он же был мученик за Христа. Тем не менее, когда в августе 2000 года, незадолго до начала Юбилейного Архиерейского Собора, нам позвонил отец Владимир Воробьев и сказал, что поданы документы на Архиерейский собор для прославления священномученика Владимира Амбарцумова, мы всерьез испытали страх и трепет. Потому что ведь он дедушка - родной и близкий, а тут оказывается, что святой , нельзя было не заволноваться. Потом, во время работы Архиерейского Собора нам сообщили о том, что сейчас на соборе принимается решение о канонизации. Мы с сестрами стали усердно молиться. Собрались у места почитания наших матушек-основательниц, игумении Иулиании и монахини Евпраксии, молились усердно, чтоб они управили, как Богу угодно, а через некоторое время нам передали, что первые списки уже приняты, и среди них - дедушка, священномученик Владимир. Тут я почувствовала, что ни слова не могу сказать! Как это? Дедушка? Святой? 20 августа 2000 года в Храме Христа Спасителя состоялся торжественный Акт канонизации Новомучеников и исповедников Российских. При совершении чина канонизации всегда очень трогательно бывает, когда служится последний раз панихида или лития по усопшему, а потом начинают петь ему тропарь, кондак и величание. И многие тогда стояли со слезами на глазах, конечно, великая это радость была. Мы все тогда там были близкие - и мама, и братья, и я была с сестрами. Потом вернулись в монастырь, и здесь впервые спели дедушке, священномученику Владимиру, тропарь, кондак и величание. Трудно описать то состояние, которое мы тогда испытывали, но сразу все почувствовали: что-то изменилось. . Это неописуемо, но это чувствуется. Так же было и в 2001 году, когда канонизировали наших матушек-основательниц, преподобных Иулианию и Евпраксию. Мы, казалось бы, и так к ним много обращались, и чувствовали их помощь, но когда их канонизировали, стало иначе. То ли они там больше дерзновения пред Богом получают, то ли еще что-то, но начинаешь как-то по-другому обращаться к ним.

Священномученик Владимир очень близкий нам святой, он для всех нас дедушка. Не только для меня, но и для всех сестер в обители. Придел, устроенный в Свято-Духовском храме, - это придел дедушки. Мысль о его создании возникла практически сразу после канонизации. Когда дедушку прославили, нам захотелось что-то такое сделать, чтобы дедушка и был с нами, и прославляем был среди людей, чтобы о нем знали. В Бутово он - среди всех . Там же десятки тысяч расстреляны, более тысячи за Христа, и сотни прославлены. А нам хотелось дедушку одного почтить, именно его. Тогда мы решили, что можно у нас в монастыре освятить придел в его честь. Незадолго до канонизации для монастыря освободили небольшой храм Сошествия Святого Духа (в советское время это было просто административное здание), в нем с южной стороны была пристройка, которую можно было превратить в придел. В XIX веке этот храм был домовый при богадельне, сам занимал очень небольшое пространство. Но тогда, в 2000 году, у нас один маленький храм уже был - надвратный, и Зачатьевский маленький храм, о воссоздании собора еще и говорить не приходилось, на его месте стояла школа, и было неизвестно, когда еще нам освободят ее.

По благословению Святейшего Патриарха мы решили Свято-Духовский храм восстановить в полном объеме, т.е. и там, где была богадельня, сделать храмовое пространство, а в пристройке, служившей когда-то кельями для сестер при богадельне, создать придел в честь дедушки. Пошла я тогда к покойному Патриарху Алексию просить благословения на устроение придела в честь священномученика Владимира. Помню, Святейший задумался несколько, спрашивает: «Матушка, как? Как фамилия?». Я говорю: «Амбарцумов». «Владимир Амбарцумов?» - «Владимир Амбарцумов» - «Матушка, а у него не было…?» - Я говорю: «У него сын был Евгений Амбарцумов, в Петербурге служил» - «Матушка, говорит,- а я его хорошо знал». С радостью благословил Святейший устраивать этот придел, и потихонечку пошла работа.

- Наверное, много пришлось преодолеть трудностей, пока Святодуховский храм был заново построен, и пока придел был создан. Вам помогало обращение к мученику Владимиру?

Конечно, мы все время чувствовали помощь дедушки. Сначала надо было помещение освободить, там надо было и полы разобрать, новые сделать перекрытия, да и до кровли все разобрать - фактически все было построено заново, кроме стен. Средств у нас не было никаких, помощников не было. Сначала дело шло очень медленно. Но что удивительно, когда мы, в день памяти священномученика Владимира приходили туда с крестным ходом, то буквально на следующий день появлялись какие-то люди, которые начинали нам помогать. И, как правило, люди эти были армянской национальности. (Дедушка же наполовину был армянин). Например, когда должны были полы там сделать, я позвонила одним знакомым строителям, которые помогали нам как-то на подворье строить храм, и прошу их: «Не могли бы вы нас выручит? Не могли бы кого-нибудь прислать нам пол положить». Они говорят: «Хорошо, матушка, мы подумаем». Потом звонят: «Мы тут нашли одну бригаду, очень хорошую. Только не знаем, как Вы к ним отнесетесь?» - «А что такое?» - «Да там, матушка, один армяне, как вы к этому отнесетесь?» А я заулыбалась и говорю: «Да мы очень хорошо к этому отнесемся». Они удивились: «Почему?» - «А у меня дедушка наполовину армянин, он только рад будет» Другой раз - встал вопрос об иконостасе. Мы уже и заказали его, а денег вовсе не было. Тогда нашелся человек один, Марлен, а в крещении Михаил, армянин, и вот он нам полностью оплатил иконостас. Неоднократно бывало так, что при той или другой проблеме находились именно армяне, которые нам помогали ее решить. Такой был случай, еще расскажу. Один наш прихожанин, который и брату моему, отцу Иоанну, помогает, сделал необходимую продукцию и должен был отвезти ее отцу Иоанну. Погода была неважная, вышел он на улицу и стал голосовать, чтоб его подвезли. И так складывалось, что либо машины не останавливались, либо останавливались и отказывались ехать, куда ему надо. Он минут сорок простоял, замерз, продрог, и взмолился священномученику: «Священномученик Владимир! Ну ты уж помоги мне твоему внуку отвезти, что он заказал». И тут неожиданно.машина останавливается, за рулем - армянин. И он отвез. Так что дедушка помощников посылает, посылает. Его благодатную помощь мы чувствуем постоянно.

Сестры у меня все время к нему бегают. Надо еще сказать, что как дедушка был тесно связан с молодежью, большую работу с ней вел, он оченьпомогает молодым людям, например, учащимся. У нас в обители жили студентки Свято-Тихоновского института, так они ни один экзамен не сдавали без дедушкиной помощи. Пойдут свечку поставят, помолятся, и им каким-то чудесным образом тот самый билет попадается, который они знают. Не-е-ет, говорят, без дедушки нельзя идти сдавать экзамен! Был и такой однажды случай. Одну девушку должны были, по серьезной причине, исключить из училища сестер милосердия. Мама ее приходит в слезах: «Что ж делать? говорит Хоть и сама виновата, но жалко ее». На следующий день должен был быть педсовет, а ей сказали, что исключат непременно, приезжайте документы забирать, после педсовета. Сестры мои и посоветовали отслужить молебен священномученику Владимиру и помолиться ему. На следующий день педсовет, неожиданно для всех, вынес решение не исключать девушку, дать ей возможность учиться дальше, она и закончила потом благополучно. И подобных случаев много.

Еще одна интересная деталь. В помещении, где был устроен потом дедушкин придел, находилась мастерская скульптора Сагаяна, Фридриха Мрктчяновича, опять-таки армянина.

Придел был освящен малым чином в 2005 году, 2 ноября. В тот год на 5 ноября приходилась родительская суббота, и было принято решение память священномученика Владимира перенести на 3-е число. Получилось на день вынесения приговора.

Что бы Вы могли рассказать о своих родителях?

Что сказать о моих родителях? О них уже многое всем известно, о протоиерее Глебе Каледе и монахини Георгии, Лидии Владимировне Каледе. О папе большая книга - «Священник Глеб Каледа - ученый и пастырь» - вышла уже вторым изданием. О маме (в связи с 90-летием со дня рождения) недавно вышла книга «Монахиня Георгия». Это были удивительные люди, действительно, исповедники Христовы. Что проявлялось в самые трудные моменты жизни.

Вспоминается, как нас всех поразило мамино отношение к папиной кончине. Когда мы узнали от врачей, что папа безнадежно болен и что по-человечески выжить ему никаких шансов нет, то мы, дети, собрались и стали думать о том, как же нам подготовить маму - к тому, что папа, в ближайшее время, скорей всего, отойдет от нас. Мы решили даже, что запасемся для разговора с мамой лекарствами - мол вдруг ей станет плохо. Помолились, как могли, и старший брат с сестрой поехали к маме. И стали так осторожненько, осторожненько говорить. А мама сразу просто проявила свое христианское отношение к смерти и вообще ко всему. Она совершенно спокойно сказала: «Ну раз так, значит, надо готовиться. Во-первых, говорит, я вас прошу чаще возить меня к нему в больницу, буду побольше у него сидеть. Во-вторых, надо мне сшить воздух, с тем, чтобы с этим воздухом была отслужена одна Божественная литургия и чтобы им потом закрыли его лицо». И мама села за машинку и стала шить белый воздух. Когда священник умирает и его кладут в гроб, лицо ему покрывают белым воздухом. Мама сшила, и так потом и сделали. Стала мама к нему ездить. А когда папа умер, и мы тело его забрали из больницы и везли домой, то сжималось сердце: как там мама отреагирует, когда мы подъедем? Конечно, я молилась, просила и Господа, и папу, и дедушку - об укреплении мамы. Но когда мы подъехали к подъезду, я пережила потрясение. Как только мы подъехали, мама вышла из подъезда, и когда мы стали выносить тело, мама запела «Христос воскресе». Хоть голос ее дрожал, но она пела «Христос воскресе». Перед похоронами она обзвонила всех его духовных чад, певчих, близких, друзей, и всем сказала: «Знаете что? смерти нет. И не вздумайте одевать черные платки и черные одеяния на отпевание. Священник лежит в гробу в белом, отпевают его священники в белом, так что и вы одевайте белое. Смерти нет». И сама она надела на голову фату свою, венчальную фату. Венчик она разобрала и, как шарфик такой, надела ее на голову. А когда уже папу хоронили, когда гроб уже опустили в могилу, и уже холмик могильный появился, крест поставили, то тогда - многие это вспоминают - тихий женский голос запел «Христос воскресе». Так что и мама, и папа были очень мужественные люди. Вряд ли мы их достойны, но до конца жизни должны благодарить, что они нам дали самое главное - основы веры православной. Знаете, как-то меня тут спрашивают: «Матушка, а как Вы узнали о Боге, как стали в церковь ходить?» А я отвечаю: «Да я не знаю, как». Вот как я себя помню, так помню, что читала молитвы, помню, как папа с мамой приводили нас в комнату, и мы там молились, помню, как водили нас в храм. С молоком матери все впитывалось. И папа с нами занимался, и мама с нами занималась, и Историю Церкви нам рассказывали, и об основах православной веры говорили. Так что самое главное, за что мы должны быть благодарны - что они ввели нас в Церковь. А самое главное, они никогда не боялись говорить нам о Боге, хоть время-то было сложное. Когда папа стал священником, и дома совершали богослужение, то это все, конечно, происходило с самой тщательной конспирацией. Но от нас ничего не скрывалось. Когда папа стал священником, мне было всего 11 лет, а младшему брату девять лет. В прошлом году отмечалось 90 лет со дня рождения папы, и у нас в монастыре был вечер, посвященный его памяти. Сначала панихиду служили, было несколько архиереев, а возглавлял службу владыка Арсений. Перед панихидой он хорошее слово о родителях сказал (вспомнил и маму, монахиню Георгию). Как же это, говорил он, они осмелились такое детям говорить?. Ведь дети как? Они же сразу бегут на улицу и по секрету всему свету всем все рассказывают. А они не побоялись говорить нам о вере. Папа учил на так: пока вас не спрашивают, вы не должны ничего никому говорить о Боге. Но если вас спросят, верующие вы или нет, вы не должны отказываться. Конечно, не были мы ни пионерами, ни комсомольцами, от чего большие сложности возникали. Но Господь как-то дал пережить тот период, по молитвам родителей. И я, и мои братья, и сестра - все мы благодарны нашим родителям. Они нам дали все, что только могли дать. Они нас научили и правильному отношению к жизни, и к тому, как переносить те или иные трудности. Конечно, светлые их образы всегда перед нами, венчая им память. Все мои братья в Церкви, и сестра моя в Церкви, каждый из нас служит Церкви, кто как может и кто в каком звании. И нельзя не сказать, что все мы считаем (так чувствуем!), что кровь дедушки сохранила нас в Церкви. И молитвы его о нас и, конечно, молитвы наших родителей.

Расскажите, пожалуйста, о богослужениях в приделе священномученика Владимира и о том, какие в нем святыни.

Сейчас, когда освятили большой собор, богослужения в приделе стали совершаться реже. Но, конечно, в дни памяти дедушки там всегда совершается служба.. Также в дни памяти особо почитаемых новомучеников: в день памяти царской семьи, в дни памяти пострадавших святителей.

Думаю, что главной святыней является икона священномученика Владимира с житием. В приделе есть икона святителя Тихона, икона преподобномученицы великой княгини Елизаветы с частицей мощей, икона святителя Луки Симферопольского и икона священномученика Фаддея Тверскаго.

А что Вы расскажете о службе Вашему дедушке?

Службу дедушке составил один священник, отец Николай Петров. Помню, как совершали мы ее в первый раз, в дедушкином приделе. Народу что-то немного. А в тексте службы, в стихире на «Господи воззвах» есть такие слова: «Соберитеся внуцы в память священномученика». Оборачиваюсь я на этих словах назад и вдруг вижу, как эти внуцы постепенно стали собираться. Обычно вечером, под день памяти, много бывает у нас «внуцев».

В сам день памяти многие едут в Бутово, на место расстрела дедушки, в храм новомучеников и исповедников российских, к отцу Кириллу. Очень трогательно бывало видеть, как мама, когда была жива, сидела на этой службе у иконы своего отца. Канон обычно я читаю, или одна, или со сестрой инокиней Владимирой, правнучкой священномученика Владимира. . У себя, одна, я всегда обращаюсь к дедушке «дедушка», говорю так: «Святый священномучениче Владимире, дедушка мой», либо просто говорю «моли Бога о мне», либо прошу о чем-то, либо просто взываю: «дедушка, помоги». А на службе разве можно мне «дедушкой» его называть? Так когда я читаю канон, приходится мне следить за собой. И однажды все-таки не уследила, проговорилась: «Святый священномучениче Владимире, дедушка мо-ой, моли Бога о нас». Ну уж после такого случая слежу за собой очень строго! Да, конечно, иметь святого в роду, иметь дедушку священномученика - это и большая радость, и честь, и в то же время это большая ответственность. Кому много дано, с того много и спросится. Имея такого деда, имея таких родителей подвижников, и самим надо стремиться быть подвижниками. Посмотришь на себя и понимаешь, что недостойна ни деда, ни родителей своих, надеюсь только на их молитвы, что, может, их молитвами, Господь помилует и спасет нас.

В этом году исполнилось 90 лет со дня рождения Вашей покойной мамы. Расскажите, пожалуйста, как была отмечена эта дата. И еще расскажите, пожалуйста, о маме своей.

Да, 4 февраля этого года исполнилось 90 лет со дня рождения приснопамятной моей родительницы, монахини Георгии. И мы решили издать книгу с ее воспоминаниями и с воспоминаниями о ней. Удивительный она была человек. Проживший большую жизнь, переживший очень много за свою жизнь и при этом сохранивший и мужество, и твердость, и оптимизм. Мы надеемся, что эта книга может многим помочь, многих укрепить, утвердить в вере. Не только издали книгу, но сделали и фильм про мать Георгию. В нем она и о себе рассказывает, и о папе своем, и о нашем папе, и наши помещены воспоминания. В 15 лет она потеряла своего отца, и, как она сама рассказывает в своих воспоминаниях, тогда у нее закончилось детство. Много она плакала о своем отце, всю жизнь его ждала. С моим папой они прожили долгую и счастливую жизнь, но семья у нас была большая, и много всего привелось испытать. «В мире скорбны будете», и невозможно прожить без скорбей. Мама всегда очень мужественно все переносила, и, что удивительно, сохраняла жизнерадостность. В ее сердце, внутри, жила радость о Господе. Она была настоящим членом нашей Церкви.

То, что в нее заложил дедушка, она пронесла через всю жизнь. Дедушка ее научил уставу богослужебному, научил церковному пению. Она всю жизнь жила жизнью Церкви, и не мыслила по-другому. Так что и жизнь нашей семьи строилась сообразно с жизнью Церкви. Например, воскресенье - это было воскресенье, и без вопросов нужно было быть в храме, это было как дважды два четыре. Все церковные праздники были для нас очень важными событиями, к ним готовились и праздновали особенно благоговейно, и весь быт был православным.

А ваш храм был Обыденский?

Да, в основном мы ходили в Обыденский храм. Иногда, бывало, в Елоховский. Еще мы ездили, папа с кем-нибудь из нас, на раннюю литургию или в Марьину Рощу, или на Рижскую, в храм Знамения, нам добираться туда было удобно. А так, конечно, нашим храмом был Обыденский храм. И родители венчались в этом храме, и почти всех там крестили нас, всех там воцерковляли, братья и сестра венчались в этом храме - это родной для нас храм. Жизнь наша была жизнью в Церкви. Конечно, это исходило и от папы, но от мамы в большей степени. Когда папа уезжал в командировки, т.е. в экспедиции, а, значит, на длительное время, это еще в самой их молодости, так мама ему переписывала в блокноты последование служб, с тем, чтоб он мог там по этим записям молиться, чтоб он там не был оторван от жизни Церкви. Писала тропари всех праздников, какие придутся на время экспедиции. (Тогда ж ведь не было ничего такого печатного).

А нас, детей, молитвы учить не заставляли. Потому что знали: будут молиться, и молитвы сами запомнятся. И так и было. Евангелие мы и сами читали, и мама или папа с нами беседовали, объясняли. И во всю жизнь мама пронесла веру в Бога и веру Богу, она совершенно верила в Промысел Божий, во всем доверялась Богу, потому что без воли Божией ничего и быть не может.

Расскажите, если можно, как Ваша мама приняла монашеский постриг

Это произошло уже в последние годы жизни, года за полтора до смерти. Мама вообще-то и не думала об этом. Так что это было неожиданным и для нас для всех, и для нее самой. Жила она тогда уже в монастыре у нас. Самостоятельно жить она уже не могла, и, конечно, она могла поселиться у одного из сыновей, все ее любили, и невестки, и внуки. Но для нее было невозможно было жить в отрыве от Церкви, с тем, чтоб не ходить постоянно на богослужения. И поэтому естественным было для нее поселиться в монастыре, здесь служба каждый день. Одно время она то приезжала, то уезжала, а потом совсем перебралась сюда. Но и речи никакой о постриге не было. Какой там постриг при такой большой семье - внуков много, и правнуков. И однажды, в 2008 году, к нам в обитель приехал схиархимандрит Илий (теперешний духовник Святейшего Патриарха Кирилла). Приехал навестить нас, чаю попить, с сестрами пообщаться. И когда уже он уходил, матушку подвели к нему под благословение. Он ей говорит: «Матушка, а когда постриг будете принимать?» Она не расслышала (плоховато слышала), и сидит так, улыбается, кивает старцу головой. Я тогда ему говорю: «Отче, Вы спросите еще раз, а то она не расслышала». Он повторяет вопрос: «Матушка, а когда постриг будете принимать?». Она опешила так и говорит: «У меня дети, у меня внуки, у меня правнуки. Какой постриг?». А он ей: «Ну вот и очень хорошо, вот и будете за всех молиться» И прибавляет: «Вы, матушка, особенно не тяните, возраст у Вас уже солидный, так что не позднее Великого Поста». И мама первый день была, можно сказать, «контуженной». Но для нее однозначно было: если старец ей сказал, то, значит, такова воля Божия. Я ей, было, попыталась сказать: подожди, мам, так переживать, вот придет отец Николай (у которого она в основном исповедовалась), поговори с ним». А она мне довольно резко отвечает: «Да что говорить-то? Если старец благословил, надо исполнять. А говорить нечего». Ну, может, три дня она приходила в себя. А потом стала меня спокойно расспрашивать, что, чего и как, стала готовиться к постригу. Очень сознательно, очень серьезно, очень глубоко. Очень глубоко она готовилась к исповеди за всю жизнь. И вот когда она приняла постриг, возникло такое ощущение, как будто она всегда и была монахиней, настолько это произошло органично, естественно.

Так что вся жизнь ее была в Боге. Постригали же маму прямо в день кончины Святейшего Патриарха Алексия. Он ее и благословил, естественно - я ездила к нему за благословением на постриг. Святейший отнесся к этому очень положительно, и сказал те же слова: «Матушка, возраст солидный, не тяните». И тогда мы решили, что мама будет постригаться Рождественским постом. Мама согласилась с радостью. Долго я думала, в какой же день. Потом вспомнила, что 5 декабря, на следующий день после праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, день крещения мамы. Ну думаю: вот как раз. Тут и Введение во храм, да и монашеская жизнь подобна той, что вела Пресвятая Богородица, живя при храме. Говорю маме: «Давай 5 декабря?». Она с готовностью соглашается. «Очень хорошо, говорит, будет день второго крещения, день пострига». Все, договорились. А я у Святейшего Патриарха спросила благословение, чтобы постриг совершил отец Алексий (Поликарпов), наместник Данилова монастыря. И родители, и дедушка были связаны с Даниловым монастырем. Дедушка одно время окормлялся у отца Георгия, преподобноисповедника, старца Даниловского, и мама к нему молиться ходила, она очень почитала старца Георгия, иконочка его была у нее, с частицей мощей, вот из-за этой связи с Даниловым монастырем я и просила у Святейшего благословения, чтобы постригал отец Алексий. Святейший согласился, и отец Алексий согласился с радостью. И вот, 5 декабря, где-то днем, я уже собралась идти к маме, чтоб еще немножко поговорить и готовиться к постригу, уже назначенному, и когда я у себя одевалась, чтоб идти к маме, вдруг раздался звонок, и мне сообщили, что скончался Святейший Патриарх Алексий. В первые минуты, честно говоря, я растерялась: как тут быть? какой уж тут постриг? А потом я поняла, что это благословение Патриарха, и мы должны его исполнить. И как раз после минуты молчания, объявленной по все стране, отслужили мы литию и начался постриг. Думала я: как назвать маму, каким же именем? Да только Георгией! В честь преподобноисповедника Георгия, которого она помнила с детства и обращалась к нему «батюшка». И вот, удивительно, когда первый раз были ее именины, она в этот день на подворье нашем была, в Барвихе, а надо сказать, что преподобноисповедник Георгий у нас там бывал. Сестры после службы устроили праздничную трапезу, поздравляли маму, а я была в монастыре. Потом приезжают, говорят мне: «Матушка, первый раз такое видим и слышим!». Я говорю: «А что такое?». Они рассказывают: «Ну мы поздравили мать Георгию, многая лета ей пропели, какие-то слова ей сказали, что-то подарили. А потом она стала рассказывать, как она познакомилась… со своим святым! Как она к нему под благословение подходила, как она у него на коленках сидела. Матушка, первый раз такое слышим - чтоб со своим святым так знакомились. Обычно ведь как со своим святым знакомятся: житие прочитают, службу ему служат, к мощам прикладываются, а тут - на коленках сидела!»

Матушка Иулиания, что Вы думаете о почитании новомучеников и исповедников российских в нашей стране? Вы согласны с тем, что оно недостаточно? Что бы Вы хотели сказать по этому поводу?

Да, к сожалению и к сожалению глубокому, недостаточно почитаются у нас наши новомученики и исповедники. Что с этим делать? Больше говорить об их подвиге, больше им молиться, больше им служить. Конечно, помощь их очень чувствуется. Необходимо им служить, необходимо о них говорить. Потому что их кровью, их молитвами стоит наша Церковь. С древности ведь всякий храм стоит на крови мучеников: в престол всегда закладывается частица мощей именно мученика за Христа. И то, что в нашей стране произошло возрождение Церкви - очень многие так считают - произошло по молитвам новомучеников, на их крови наша Церковь возродилась. Не будь их подвига, еще неизвестно, сидели бы мы тут с Вами, разговаривали бы, был бы тут монастырь - думаю, что вряд ли. К тому же подвиг их очень укрепляет. Это такие же люди, как и ты. Это понимаешь, когда читаешь их жизнеописания. К древним святым непроизвольно относишься так, будто уж само собой разумеется, что это святые. Они будто были другие, время было другое, а сейчас что и говорить о святости.

А когда читаешь житие новомучеников и исповедников, или воспоминания о них, или их письма, то понимаешь, что это такие же, как и ты, обычны люди. Не то что мол родились святыми, жизнь свято прожили и умерли святыми, и куда нам до них? А тут видишь, что это обычные люди, со своими какими-то слабостями, недостатками, что у них могли быть и падения, какие-то немощи были, но они с Божией помощью это преодолевали, с Божией помощью смогли достичь святости. И, значит, нам ничто не мешает, кроме наших лености и нерадения, также достичь святости. Каждый христианин должен стремиться к святости, иначе он не христианин. Мы все должны стремиться к совершенству. То, кто в какой мере достигнет совершенства, зависит от Господа, но и от нас многое зависит. Если мы ничего не будем делать, а будем только унывать, что мы такие немощные и слабые, то ничего и не получится. А если мы решимся Икона священномученика Владимира в иконостасе

Мой отец был на удивление незаурядным человеком. Отец его, крестьянин по происхождению, стал крупным экономистом, мать, урожденная Сульменева, происходила из старинного дворянского рода. Папа родился в 1921 году, и врачи сказали бабушке, что он доживет максимум до пятилетнего возраста, но Господь судил иначе. За свою жизнь он очень много успел сделать для России и, конечно, для Церкви.

Сразу после окончания школы (20 июня 1941 года у него был выпускной вечер) папа пошел на фронт, оказался сначала в школе радистов, а через несколько месяцев уже был на передовой. И прошел всю войну: был и под Сталинградом, и под Курском. У него шестнадцать правительственных наград. Он был гвардии рядовым и просто чудом остался жив, причем за все это время у него не было ни одного ранения, только одна легкая контузия. И еще по милости Божией ему ни разу не пришлось ни в кого стрелять впрямую. Это, конечно, для будущего пастыря было очень важно.

15-летним мальчиком, по благословению своего первого духовного отца (это был мой дедушка с маминой стороны – отец Владимир Амбарцумов ), папа помогал семьям “лишенцев”. Он посещал людей, лишенных продовольственных карточек, следовательно, способа пропитания, в связи с тем, что в их семьях отцы, матери или деды были сосланы или посажены в тюрьму. Среди “лишенцев” были не только семьи духовенства; было много простых мирян, которых, как правило, обвиняли в антисоветской деятельности, а на самом деле сажали за религиозные убеждения. Папа рассказывал, что, когда он еще учился в школе, буквально каждый день у кого-нибудь из учеников ночью проходил обыск, кого-то сажали. Среди папиных знакомых, среди знакомых его родителей было очень много пострадавших. И вот мой дедушка организовал такую систему: он прикреплял семьи, которые по тем временам более или менее “стояли на ногах”, к семьям “лишенцев”. Люди, которые были к ним прикреплены, должны были дать обязательство, что они раз в неделю или раз в месяц жертвуют то-то и то-то этим семьям. Это не было каким-то единичным благим актом, рассчитанным на душевный порыв, – дедушка требовал, чтобы каждая семья, входящая в эту систему, твердо для себя решила, сколько она может дать, а потом неуклонно это свое обязательство выполняла.

Об этой деятельности Церкви не очень-то и знали; это делалось на свой страх и риск. Отыскивали семьи, распределяли, тайно разносили продукты; в основном это делала молодежь.

Опыт и боль тех лет остались навсегда. Пять первых духовных отцов папы погибли в застенках. Дедушка был первым, и за ним еще четверо. Эта боль у папы сохранилась на всю жизнь, поэтому он всегда особо чтил память русских святых. В девятой песни Канона Всем святым, в земле Российской просиявшим, есть обращение ко всем святым, “… знаемым и незнаемым, явленным и неявленным”. Так вот, папа всегда говорил, что в этот день прославляются все, кто пострадал за нашу Церковь в те годы, – они-то и есть “знаемые и незнаемые”. Невидимо как бы, для нас не явно, но все они прославляются. Уже позже, когда отец был тайно рукоположен во священника и встал вопрос об устройстве храма у нас дома, то, естественно, этот храм был посвящен именно Всем святым, в земле Российской просиявшим.

После войны папа поступил в геологоразведочный институт (это была его давнишняя мечта), который он окончил с отличием. Был сталинским стипендиатом, при том, что никогда не был комсомольцем. После окончания института он быстро защитил кандидатскую диссертацию и начал заниматься научной деятельностью. В это время перед ним встал вопрос о дальнейшем пути, и будущий митрополит Иоанн (Вендланд), тогда еще архимандрит, благословил его жениться и заниматься наукой. По его благословению папа женился на дочке своего первого духовного отца, – на моей маме, Лидии Владимировне Амбарцумовой, с которой был знаком с детства; всю войну они поддерживали дружеские отношения. И слава Богу, нас, детей, шесть человек: четверо сыновей и две дочери.

Отец продолжал заниматься научной деятельностью, будучи активным прихожанином храма Илии Обыденного. У нас была настоящая христианская патриархальная семья. Папа всегда был главой семьи, а мама работала до появления второго ребенка, а потом уже только занималась нашим воспитанием. Нас воспитывали в религиозном духе. Мы всегда ходили в церковь в субботу и воскресенье – я не могла бы себе представить, как это можно в воскресенье не пойти в церковь.

Мы жили сначала около станции метро “Динамо”, а потом переехали к “Речному вокзалу”. Но всегда ходили в храм Илии Пророка, что в Обыденском переулке, на Остоженке. В храм недалеко от дома мы никогда не ходили, потому что, в общем-то, боялись, чтобы кто-нибудь не узнал. Пока мы были маленькими, в субботу вечером, как правило, папа ездил в Обыденный со старшими, а мы с мамой оставались дома. В воскресенье утром папа со старшими ехал к началу службы, а мы с мамой приезжали немножко попозже. Как я себя помню, так я помню и храм.

У нас был свой круг знакомых, именно верующих. Это был круг христианских семей – те, с кем росли и наши родители. Они остались друзьями на всю жизнь. Их дети были нашими ровесниками, и мы росли все вместе. Существование такой связи между христианскими семьями папа находил очень важным, и отчасти поэтому он не был горячим сторонником того, чтобы мы искали себе друзей на стороне. У нас у всех были школьные друзья, и нам никогда не запрещали с ними дружить: поскольку мы ходим в школу, мы должны там с кем-то общаться, но основные друзья у нас были именно христиане, и мы росли в христианской среде. У нас на все дни рождения, на именины собирались действительно христианские семьи. Вот так – поколениями-и росли. А наши школьные друзья тем самым – пусть не напрямую – тоже соприкасались с христианской средой, и некоторые из них пришли в Церковь.

В школе никто не знал, что мы верующие. Пионерами мы были; папа считал, что пионерами можно быть, потому что никаких обязательств не дается. Комсомольцами не был никто. Дома, естественно, в каждой комнате у нас висели иконы, но они закрывались, а открыто иконы у нас не висели. Когда мы молились, иконы открывались, а когда кто-то к нам приходил, закрывались. Папа, который к тому времени уже был священником, считал, что не надо никому говорить о своих убеждениях, что, если прямо спросят: “Веруете ли вы в Бога?”, вы должны ответить: “Да”; самим заводить разговор на эту тему не надо, но если спросят прямо, надо сказать: “Да”. В противном случае это будет отречением от Христа. В то время действительно таких разговоров не было. Единственное, чему все удивлялись, это почему мы не комсомольцы. Как правило, мы все доучивались до восьмого класса в одной школе, а потом в девятый-десятый классы уходили в другую. Так никто не мог спохватиться, что все дети в семье – не комсомольцы.

В 1972 году папу тайно рукоположил, сначала в диаконский, а потом в священнический сан, владыка Иоанн (Вендланд), в то время он был митрополитом Ярославским и Ростовским. Открыто папа не мог быть священником: он был достаточно крупным ученым с мировым именем, ему не дали бы регистрации, которую в то время надо было обязательно проходить в Совете по делам религий. Наши иерархи, прекрасно помня 30-е годы, понимали – не исключено, что опять начнутся гонения. В случае гонений Церковь может остаться без священнослужителей. Поэтому некоторые иерархи брали на себя такую смелость – тайно рукополагать, с тем, чтобы в случае гонений и репрессий Церковь не осталась без пастырей. Священники, тайно рукоположенные, несмотря на все, могли бы продолжать совершать Таинства Церкви. Именно поэтому владыка Иоанн (Вендланд) предложил папе принять сан. При этом он потребовал обязательного маминого согласия. Естественно, это был подвиг с их стороны. Мама прекрасно понимала, что время сложное и что в любую минуту за папой могут прийти и наша семья останется без кормильца. Но все же она дала свое согласие.

Я помню, когда папу только рукоположили, сначала мне и младшему брату (я в семье пятая) не хотели говорить. Нас всегда называли малышами и считали, что нам говорить еще рано. Но буквально через две недели после того, как его рукоположили, папа все-таки счел нужным нам об этом сказать.

Для нас это было очень неожиданным. Мне было 11, а младшему брату 9 лет. Это было в Великую Субботу. Надо сказать, что я родилась в вечер Великой Субботы, поэтому меня и назвали в честь Марии Магдалины. И вот как раз через одиннадцать лет мой день рождения приходился на Великую Субботу. Мне обещали, что, как только день рождения мой будет в Великую Субботу, меня возьмут на Пасхальную заутреню в храм; до этого папа со старшими ездил на Пасхальную заутреню, а мы с мамой оставались дома, а утром ездили к поздней обедне. И тут как раз наступает мое одиннадцатилетие, но в храм меня не берут. Я ужасно расстроилась, даже, мне кажется, обиделась на своих родителей. Я так ждала этого момента, и вдруг меня оставляют дома, да еще загоняют в постель и говорят: “Скорее ложись, мы тебя ночью разбудим”. А я никак не могу понять, зачем меня ночью будить, когда мы собираемся утром ехать в храм, собираемся причащаться. И, страшно недовольная, легла спать. Вдруг среди ночи будит меня мама и говорит: “Пойдем скорее в папину комнату молиться”. Я вхожу и никак не могу понять, в чем дело: комната как-то вся преобразилась, я чувствую, что нахожусь не в папиной комнате, а как бы еще где-то. Папа стоит в подряснике и с крестом. Я ничего не могла понять – ребенок, еще спросонья… да я вообще даже представления не имела, что есть тайные священники. И тут папа мне сказал, что он принял сан и стал тайным священником. Он сам объяснил мне и младшему брату причину, почему он стал именно тайным священником, и сказал, чтобы мы об этом никому ничего не говорили, что об этом никто не должен знать, а если он сочтет нужным, то, кому надо, сам скажет. А так – никто об этом не должен знать: ни родственники, ни знакомые. Я, помню, была тогда очень удивлена и говорю папе: но как же двоюродные братья, сестра – они не будут знать, что ты священник? Папа сказал, что неизвестно, какие настанут времена. Если опять начнутся гонения, если опять будут обыски, если опять будут пытки, надо, чтобы они могли со спокойной совестью сказать, что ничего не знают.

Так у нас дома начались богослужения. Папа служил почти каждое воскресенье, за редким исключением, когда он уезжал к владыке Иоанну. В основном дома он служил литургию, на всенощную обычно ездил в храм. Папа служил, а мы пели, читали и ходили со свечой. Сначала это была только семья, но скоро у папы стали появляться духовные дети, они стали приходить на эти домашние богослужения, исповедоваться и причащаться.

Богослужения совершались в папином кабинете, в котором было метров пятнадцать, с одним окном. Конечно, у нас соблюдалась конспирация. На кухне и в соседней комнате обязательно включали радио, дверь никому не открывали. Окно закрывалось сначала поролоном, потом одеялом, сверху вешалась белая скатерть – получалось место для запрестольного образа. На эту скатерть крепили большой крест. В левом углу кабинета стояло много икон. В этом месте ставился престол, представляющий собой большой этюдник, который каждый раз потом убирался, складывался, и никто бы не мог предположить, что это престол. А тумбочка превращалась в жертвенник. С правой стороны стоял огромный письменный стол. Этим столом пространство алтаря отграничивалось от основного храма. Чтобы это как-то обозначить, на две табуретки клались две стопки книг, которые накрывали полотенцами, а сверху ставили образа. С правой стороны – образ Спасителя, с левой – образ Божией Матери. Кабинет превращался в храм, состоящий из алтаря и основного храма. Больше никакой алтарной преграды не было.

Пели мы сами. Мама обладает хорошим слухом; еще девочкой дедушка научил ее гласам и всему необходимому в церковном пении, и ей не составляло никакого труда провести службу. А мы за мамой подстраивались и пели. Особенно сложных песнопений у нас не было, как мама пела, так и мы пели. Даже бывало несколько раз, когда мама уезжала, мы без нее проводили службу. Просфоры пеклись тоже у нас дома. Как правило, пекла мама, а потом пек мой младший брат.

В самом начале мы очень боялись, что в любой момент могут прийти представители органов, поэтому у нас все очень конспирировалось; никакого явного облачения не было. Подризник был как ночная сорочка. Мама сшила такую белую сорочку из нового материала. Никто к ней не прикасался, папа ее освятил. Внешне никто бы не мог ничего заподозрить: простая ночная рубашка, а не подризник. Фелонь – просто белая скатерть, расшитая со всех четырех сторон белой ленточкой. Каждое воскресенье рано утром мама эту скатерть превращала в фелонь, то есть среднюю часть сшивала, пришивала или прикалывала кресты, которые потом откалывались и убирались со всеми ленточками и со всей тесьмой. А на время богослужений все это превращалось в фелонь. Так же и поручи и епитрахиль. Мама строго соблюдала, чтобы к этому никто не прикасался. Хранилось все это с должным благоговением. Потира как такового не было – использовался большой новый бокал, к которому тоже никто не прикасался; он хранился в особом месте. Покровцы тоже были замаскированы. Копия как такового у папы не было, просто использовал новый скальпель: так до конца жизни он им и пользовался, даже когда служил в храме, – настолько он уже стал близок и дорог. Братья мои сделали небольшую деревянную Голгофу, которая ставилась у нас на жертвенник. Потом папа отнес ее в храм. Обстановка была очень простая, чем-то даже приближенная к первохристианским временам, поскольку алтарной преграды не было, и мы все являлись участниками Таинства. Многие тайные священнические молитвы папа читал почти вслух, и мы все это слышали и даже видели, как все это происходит. Все присутствующие были свои. Те папины духовные чада, которые со временем стали приходить к нам, тоже становились своими. Никто не гнался за особенно хорошим пением. Было очень просто. Папа ничего особенного не требовал от нас. Единственное, чего он всегда и постоянно требовал, – это благоговения и тишины в храме.

Я помню урок, который папа дал мне на всю жизнь. Когда я была маленькой, – мне было одиннадцать лет, а брату – девять, мы уставали. Одно дело в храме – там мы не позволяли себе что-нибудь такое делать, а тут вроде дома. И мы с ним – я не могу сказать, чтобы мы часто себе это позволяли, – но, тем не менее, иногда выходили. То нам попить захотелось, то, простите, в туалет. Бывало, мы и придумывали причины, по которым бы на какое-то время выйти. И вот я помню, один раз папа позвал меня вместе с младшим братом и говорит: “А вот если тебя директор школы вызовет к себе, ты позволишь себе выйти от него? Сможешь ты без спроса взять и выйти от него?” – “Нет, ну как это возможно? Это невозможно”. – “Прости меня, но наберешься ли ты смелости отпроситься у него в туалет?” – “Нет, папа, не наберусь”. – “А что же ты себе тут позволяешь, ты же в храме Божием. Тут же Господь! А Господь разве может сравниться с каким-то директором?! Ты директора школы боишься, а тут Господь, и что ты себе позволяешь?”. Вот такой урок дал мне папа на всю жизнь. И до меня как будто дошло! Действительно, уставала я стоять, не всегда мы все понимали, и вроде бы дома – и храм. Я себе давала полный отчет, но тем не менее какая-то вольность была. А тут – все! Папа на всю оставшуюся жизнь меня отучил вообще куда-либо когда-либо с богослужения отлучаться. Такое чувство благоговения было у папы, и в нас он всегда его воспитывал, и во всех своих духовных чадах.

Мы жили жизнью Церкви в полном смысле этого слова. У нас дома совершались богослужения, но это не единственные богослужения, на которых мы бывали. Мы все время ходили в храм Илии Обыденного; на всенощных бдениях папа всегда бывал там. Когда мы стали подрастать, то иногда на литургию ездили в храм; кто-то оставался дома, а кто-то ездил в другие храмы. В Таинствах мы участвовали. У нас был духовный отец, у которого мы исповедовались и причащались. Венчались все наши ребята также открыто. Слава Богу, от Русской Православной Церкви мы никогда и ни в чем не откалывались.

У нас в семье произошло разделение в выборе профессии на медиков и геологов. Папа был геологом, а мама в юности хотела быть медиком, но началась война, медицинский институт эвакуировался, и она поступила в педагогический институт на факультет химии и биологии. Какое-то время мама работала зоологом, а потом растила нас, но всю жизнь мечтала быть медиком. А мы воплотили идеи своих родителей. Самый старший брат – геолог, второй брат – врач, сестра моя тоже врач, третий брат – геолог, я – медик и младший брат тоже медик. Все у нас с высшим образованием, за исключением меня. Я закончила только училище, а институт Господь не привел меня закончить – привел в Зачатьевский монастырь.

У всех нас, детей, жизнь связана с жизнью Церкви, как и было изначально в родительском доме. Самый старший брат, геолог, – член приходского совета храма Святых новомучеников и исповедников Российских в Бутове, где в 1937 году расстреляли свыше двадцати тысяч человек, среди которых был и наш дедушка – отец Владимир Амбарцумов . Второй по старшинству брат сейчас стал священником, он настоятель храма Живоначальной Троицы на Грязех, а одновременно – священник Краснопресненской пересыльной тюрьмы. У него четверо детей, которые помогают в церкви. Сестра моя вышла замуж за священника и вместе со своим супругом принимает активное участие в жизни Церкви. У нее пять человек детей, которые все тоже помогают в церкви: прислуживают в алтаре, поют и читают на клиросе. Третий мой брат – кандидат геологических наук, недавно он был рукоположен во иереи и является настоятелем Бутовского храма. Младший брат работает врачом в клинике психического здоровья и также принимает активное участие в жизни Церкви. Он организовал первую в Москве приходскую библиотеку при храме Илии Обыденного, возглавляет издательскую деятельность Зачатьевского монастыря, помогает также и храму в Бутове.

Папа крестил и даже венчал дома, в нашей домовой церкви. Постепенно число его прихожан все увеличивалось, и, видимо, с начала 90-х годов папа просто уже не мог скрываться в нашей маленькой квартирке, в нашем маленьком храме. Как не может град укрыться наверху горы, точно так же и папа не мог укрыться в нашей квартирке. Видимо, как раз поэтому Господь в это время вывел его на открытое служение. В эти восемнадцать лет, когда он был тайным священником, он, продолжая заниматься научной деятельностью, защитил докторскую диссертацию и стал профессором. Он считал это своим послушанием и всегда очень ответственно к нему относился. Я вообще не помню папу отдыхающим; он всегда занимался: много наукой и очень много самообразованием. Не имея духовного образования, он действительно был богословом.

Когда папа принял сан, то постепенно на работе его отношения с сотрудниками стали меняться. До принятия сана он был всеобщим любимцем. Его приглашали в другой институт на должность директора, но из-за того, что он не был членом партии, это не проходило. Однако, несмотря ни на что, он занимал очень высокие должности. После принятия сана его сняли с должности начальника отдела и дали сектор. Папа прекрасно понимал, что враг рода человеческого его так просто в покое не оставит за то, что он принял сан, за то, что он начал служить тайно, за то, что он окормляет своих духовных детей.

А их становилось все больше и больше. Я очень хорошо помню времена, когда наступал Великий или . После работы папа приходил усталый – и тут к нам приезжал кто-нибудь из его духовных чад и он допоздна исповедовал, беседовал, иногда это переходило за полночь, и тогда они оставались у нас ночевать. А утром папа опять шел на работу. Мама часто говорила, что батюшки обычно несут только нагрузку батюшек, в положенное время исповедуют, причащают, а наш отец сначала на светской работе, а потом, в то время, когда все отдыхают, начинает заниматься пастырской деятельностью. Папа тогда отвечал, что у священника, как и у врача, дверь должна быть всегда открыта. И, не жалея себя, он и беседовал, и исповедовал, и “вытягивал” своих духовных чад.

В 1990 году папа ушел на пенсию, остался, правда, профессором-консультантом. В том же году он обратился к Святейшему Патриарху Алексию II с просьбой выйти на открытое служение. Незадолго до своей смерти владыка Иоанн (Вендланд) дал о. Глебу документы о его рукоположении, без которых он, естественно, вряд ли смог бы выйти на открытое служение. Святейший его благословил. Сначала он служил в храме Илии Обыденного, прихожанином которого он был многие-многие годы. Одновременно он заведовал сектором духовного образования и просвещения в Отделе духовного образования и катехизации Московского Патриархата.

В 1991 году папа первым из священников пришел в в Бутырскую тюрьму . Первая встреча с заключенными была удивительной: о. Глеб пришел с одним из своих духовных чад, который потом рассказывал, что встретила их просто какая-то стена: мрачные, совершенно непроницаемые лица, серая толпа. И вот священник начал говорить – и буквально через пять минут этой массы не стало, появились живые лица, – лица погрязших в грехах, заблудших людей. Папа ходил туда постоянно. Его стараниями в Бутырской тюрьме организован храм в честь Покрова Божией Матери; через некоторое время стали туда ходить еще несколько священников и мирян. Священники не могли справиться, потому что было очень много желающих креститься, исповедоваться и поговорить. Прежде чем крестить, надо было их определенным образом подготовить. Вот как раз этим, как правило, занимались и занимаются миряне-катехизаторы, которые приходят в тюрьмы, разговаривают, проводят беседы, обращают, просвещают, готовят к крещению. А потом уже приступают священники: исповедуют, крестят. Папа даже несколько раз венчал в тюрьме. Он не раз ходил в камеру к смертникам. Один из смертников был потрясен, когда папа сел с ним на одну скамеечку: “Как, батюшка, Вы не боитесь сидеть со мной на одной скамейке?” – “Нет, не боюсь”. – “Надо же, – говорит смертник, -это удивительно, это потрясающе!”. Смертники и вообще заключенные увидели человеческое к себе отношение. Они увидели любовь священника.

Папа говорил, что в тюрьме исповедуются по-настоящему, что нигде на приходе он не встречал такой исповеди, как в тюрьме. Потому что там действительно все настолько глубоко пережито, настолько глубоко осознан свой грех, что часто этот приход ко Христу из глубины сердца – как обращение благоразумного разбойника на кресте.

О. Глеб всегда старался что-то сделать для отмены смертной казни. Он пытался проводить какие-то совещания, чтобы постепенно наше руководство пришло к решению об отмене смертной казни. Он часто говорил, что мы приговариваем к смерти одного человека, а казним уже другого.

Он был очень энергичный, совершенно не знал покоя. Дома он почти не бывал, а многие священники даже не верили, что ему семьдесят лет. Он постоянно посещал заключенных в тюрьме, занимался организацией симпозиумов, конференций, конгрессов на тему духовного образования. Папа очень переживал, что наш народ находится в состоянии духовной спячки, и очень многое старался сделать для открытия воскресных школ, гимназий, лицеев. Он был один из организаторов Свято-Тихоновского богословского института: первоначально это были катехизаторские курсы (он был их первым ректором), которые впоследствии переросли в Богословский институт.

Папа полностью отдал себя служению Церкви. В какой-то момент ему стало очень плохо с сердцем. Он даже лежал в реанимации, было предынфарктное состояние. Все говорили, что надо себя беречь, но вскоре папа выписался и опять начал вести прежний образ жизни, совершенно не считаясь со своим здоровьем. Мама даже как-то сказала: ” Вот сколько сможет послужить, столько и послужит, что же теперь – прислушиваться к тому, что там сердце стучит, что тут колет или там колет? Кто знает, сколько нам осталось жить. Надо до последнего послужить Церкви”. И папа действительно до последней минуты, буквально почти до последнего биения сердца служил Церкви.

Болезнь пришла неожиданно, рак кишечника. И вроде бы сначала метастазов не было; так как организм не был подготовлен, решили оперировать в два этапа. Сделали первую операцию. Через три недели папу выписали домой. Опять начал служить, ездить в храм. Но он уже слабенький был. Он служил, но уже меньше, сначала не мог сам ездить, но потом как-то постепенно-постепенно стал крепнуть, стал лучше себя чувствовать и опять начал принимать деятельное участие в жизни Церкви, ходить в тюрьму к своим заключенным, которых так любил. Все думали, что он поправится, вот-вот поправится, и все будет хорошо. И он действительно себя лучше чувствовал, ему собирались делать второй этап операции, то есть выведенную кишку убирать обратно. Папа очень торопился с этим: в ноябре 1994 года должен был состояться Архиерейский Собор, посвященный духовному образованию, и он готовил документы на этот Собор. В августе он стал беспокоиться о том, что ему к ноябрю надо уже быть в норме. Выведенная кишка ему, безусловно, мешала. Он стал собирать необходимые документы для того, чтобы лечь на повторную операцию; само собой разумелось, что надо опять оперироваться.

Когда он лег в больницу, то и там постоянно работал. Даже соседи по палате потом, после его смерти, говорили, что батюшка все время работал. Он все время говорил: мне надо успеть, мне надо очень многое успеть, а я не успеваю. У него было очень много мыслей о Церкви и для Церкви, и он старался все это успеть довести до конца.

И в это время, время телесного угасания, он, можно сказать, подготовил еще один свой выход на служение, на этот раз – как церковный писатель.

Писал он давно и много, его тексты ходили в “самиздате”. Но он постоянно к ним возвращался, что-то добавлял, что-то убирал, что-то перерабатывал. Его рукописи составляют значительный архив, каждый текст представлен несколькими вариантами. И вот, отец благословил готовить его рукописи к печати М.А.Журинскую, а почему – об этом я еще скажу.

Нам всем казалось, что это просто второй этап операции, что надо перетерпеть. Ни у кого и в мыслях не было, что может случиться по-другому. И мне даже казалось, что папа сам был как-то очень оптимистически настроен. Только мама говорила: “Любая операция есть операция, всякое может случиться. Давайте пока не будем строить планов – что будет после операции, давайте доживем”. Через неделю после второй операции появились свищи, оказалось, что все уже было в метастазах. Живот был – сплошная рана. Это были страшные мучения, но по папе этого нельзя было сказать. Я медик и, проработав тринадцать лет в детской реанимации, насмотрелась многого, но, честно говоря, с трудом делала перевязки. Я делала огромное усилие, чтобы папа не мог ничего прочесть по моему лицу. Мучения были жуткие, но, несмотря на это, до последнего дня он пытался что-нибудь сделать для Церкви. Последние две-три недели он был уже совсем слабеньким, уже не мог писать, почти не мог говорить, но когда к нему приходил второй мой брат (он сейчас уже священник), папа шепотом передавал ему свои мысли.

С этими буквально последними днями связан такой эпизод. Когда папа уже болел, ему предложили опубликовать в новом тогда журнале “Альфа и Омега”. Это была одна из его любимых тем, он много над ней работал и опубликовал несколько небольших статей, которые заинтересовали редакцию. Но так как сил у него было уже немного, ему предложили в редакции сделать сводную рукопись всех его публикаций, чтобы потом он ее доработал. Он согласился и действительно очень активно и добросовестно сотрудничал с редакцией, внося свои дополнения и исправления. Рукопись переходила из рук в руки несколько раз, и мы даже немного удивлялись, что он тратит на нее столько сил и времени, но он отнесся к этой работе очень серьезно и, кажется, был доволен.

Статья была набрана (“Альфа и Омега” № 2, 1994 г.), но когда папа уже доживал последние дни, журнал еще не вышел из типографии. И он попросил – нельзя ли сделать для него отдельные оттиски. Вообще их сейчас, как правило, не делают или это дорого стоит, но когда в типографии узнали, для кого это нужно – сделали бесплатно. И папа старательно и с любовью надписывал эти оттиски родным и близким, хотя непонятно, откуда брались для этого силы среди таких мучений. И именно редактору, готовившему эту статью, он поручил готовить к печати в дальнейшем его книги.

А судьба этой статьи такая: уже к следующей Пасхе издательство “Зачатьевский монастырь” выпустило ее отдельной книжкой под названием “Плащаница Господа нашего Иисуса Христа”. Сейчас выпущены уже третье и четвертое издания, с новыми иллюстрациями, и некоторые газеты и журналы перепечатывали ее полностью или с небольшими сокращениями, так что общий тираж этой папиной работы, наверное, свыше 150 000 экземпляров.

Еще перед больницей папа подготовил целую папку документов для Святейшего о тюрьме и хотел передать их через меня. Я передала владыке Арсению, а владыка обещал, что передаст Святейшему. Вот я помню, как приду в больницу, он мне сразу: “Ты была в Патриархии, что там решили?”. Но так сложилось, что я никак не могла попасть к владыке Арсению. То владыка был в отъезде, то какие-то были дела. Приходя к папе, я старалась как-то обходить этот вопрос стороной, но он к нему все возвращался: “Что владыка Арсений? Что он тебе сказал? Как там насчет заключенных? Ну, как же мои заключенные?”. Я говорю: “Я никак не могу попасть к владыке. Я все передала, все решит Святейший, но попасть сейчас я никак не могу”. Папа тяжело вздыхал и сразу сникал. Я чувствовала, что этот вопрос не дает ему покоя, он настолько переживает, что не может даже спокойно болеть, и решилась пойти в Патриархию. Я знала, что владыка Арсений в отъезде, но надеялась хоть что-то у кого-нибудь узнать. Может, Святейший уже что-то рассмотрел. Получилось, что Святейший как раз приехал, и я попала непосредственно к нему. Вот Святейший мне и говорит: “Ты передай отцу, что тюрьму мы не оставим. Ты ему скажи, что, как он написал, так мы все и будем делать”. Папе тогда было совсем плохо, я Святейшему сказала, что он уже умирает. Святейший, спаси его Господи, оказался настолько внимательным к папе… написал ему записочку, передал большую просфору, иконочку, огромный букет цветов… Как только я передала папе слова Святейшего, он сразу успокоился. У меня было такое чувство, что с него спала какая-то тяжелая ноша. Я поняла, как папе, который был уже совсем слаб, это не давало покоя, мешало мирно умереть.

Еще его волновала дальнейшая деятельность Отдела катехизации и религиозного образования. Об этом он меня меньше спрашивал, потому что знал, что я меньше с этим связана, но по его виду я понимала, что этот вопрос его очень мучает. И тогда я поехала к отцу Иоанну (Экономцеву), который был непосредственным папиным начальником, и попросила его прийти к о. Глебу. Отец Иоанн приехал. Даже не знаю, откуда у папы взялись силы – в течение полутора часов он оживленно разговаривал. Правда, “разговаривал” – это громко сказано: он шептал, он не мог громко говорить. Но тем не менее в течение полутора часов все свои тезисы как бы передавал отцу Иоанну. Это случилось одновременно с получением благословения Святейшего. Папа как бы сдал свои дела и успокоился. Это почувствовала не только я, все мы почувствовали. Как будто все свое дело сделал и все, что надо было передать, передал.

Эти последние три-четыре дня были совершенно особенные. Папа был такой радостный, такой светлый. Он был очень, очень слабый, но до последней минуты пытался нас успокаивать, чтобы мы особенно не переживали, хотя мы все понимали, что он умирает. И он прекрасно это понимал и жалел нас. Он, видимо, нас как детей своих жалел. Когда за две недели до смерти он сказал моему младшему брату, что делать в случае смерти, тот расплакался. И папа, видимо, пожалел нас, всех остальных, и больше никому об этом не говорил.

Только всем священникам, которые приходили к нему, он говорил, что умирает. Священнику, который у него был накануне смерти, папа сказал: “Я умираю. Мы теперь с тобой расстаемся до всеобщего воскресения. Христос воскресе!”. Это были почти последние его слова.

Папа очень переживал за обитель, особенно в последнее время; он вникал во все события, которые у нас происходили, и во все трудности, с которыми я встречалась. Он всегда старался как-то помочь. За три дня до его смерти я приезжала в больницу вместе с о. Николаем буквально на минутку, папа уже был совсем слаб и не мог говорить. О. Николай сказал: “Дочка-то Ваша, отец Глеб, решила сестрам разгон устроить, сестры что-то там натворили, и она всем разгон устроит”. О. Николай это сказал в шутку, а папа глубоко посмотрел на меня и, не торопясь, медленно, тихо, шепотом мне сказал: “Разгоны, – говорит,-надо делать, но только помни, что их надо делать с любовью”. И вот теперь вспоминаю, когда мне доставалось от папы, и в детстве, и еще когда-то, и это всегда было с любовью.

До конца дней папино сердце горело любовью, не только любовью к Богу, но и – как следствие этой любви к Богу – ко всем окружающим. Я до сих пор общаюсь с медсестрами больницы, где папа лежал, и просто удивительно, какой след папина болезнь и общение с ним оставили в их сердцах. Заведующий отделением, врачи и медсестры бывают на панихидах, благодаря папе начали ходить в храм и в монастырь приходят, помогают.

Последние дни он был настолько спокойный, такой радостный, такой благостный, что около него было просто хорошо побыть; уже говорить было трудно, тяжело, но чувствовалось, что этого и не надо. Папа лежал с открытыми глазами и было видно, что он не спит, а пребывает в молитве или думает, осмысливает свою жизнь. Само пребывание с ним очень много давало. И было как-то очень спокойно и легко, хотя мы все уже осознавали, что речь идет о каких-то днях и часах, каждый раз, когда мы шли в больницу, мы думали: “к чему мы придем?”.

На следующее утро папу должны были опять оперировать. Мы очень переживали, и я ужасно боялась, что папа может умереть на операционном столе. Для меня это было бы ужасно. И вот утром я бежала из монастыря и думала: “Как там папа перед операцией? Надо его скорее собрать”. Прибежав, я была потрясена: он лежал, как маленький ребеночек, и беззаботно спал. Такое было впечатление, как будто ему совершенно все равно – что хотите, то со мной и делайте. Вот такое у него было смирение, такая преданность воле Божией, такая любовь. Пришла медсестра и говорит: “Как, он спокойно спит перед операцией? Больные все всегда волнуются и переживают. Разбудите его, надо везти его в операционную”. Мы его разбудили, и папа говорит: “В операционную? Ну хорошо, поехали в операционную”. Я была потрясена его спокойствием

Только накануне его смерти я поняла, что папа действительно умирает. Утром того дня он мне вдруг говорит: “Ты знаешь, кто я?”. Я на него посмотрела с удивлением и говорю: “Папа, кто?”. Он с таким глубоким чувством смирения и в то же время с чувством какой-то радости мне говорит: “Я грешный поп Глеб, валяющийся в собственном кале и гное”. Я поняла, что он настолько смирился, что ему здесь, на земле, делать больше нечего, что это как бы готовое зернышко для Царствия Небесного. Это было не только смирение, но и глубочайшее, как мне представляется, согласие с Промыслом Божиим, проникновение в замысел Господний о мире. Ведь он говорил, что нужно ему пострадать, потому что исповедовал смертников и других преступников, отпускал им страшные грехи и должен сам пройти очищение, потому что теперь он эти грехи несет. Действительно он взял крест и последовал за Христом.

Папу оперировали. Слава Богу, на операционном столе он не умер. Его привезли в реанимацию. Он пришел в себя, разговаривал с врачами, даже шутил; внезапно ему стало плохо и, несмотря на помощь врачей, он, вероятно, от тромболии скончался. “Не волнуйтесь, мне очень хорошо”, – с этими словами он скончался.

Отпевали папу в Высоко-Петровском монастыре, где он в последнее время служил. По благословению Святейшего отпевание совершал владыка Сергий, архиепископ Солнечногорский, а Святейший прислал соболезнования. Отпевание было в день празднования Казанской иконы Божией Матери, и он служил в Казанском соборе, поэтому сам не мог быть. Святейший с огромным уважением и с любовью относился к папе, а тот очень ценил и любил Святейшего, он не просто отдавал ему должное уважение как предстоятелю Церкви, но и почитал его высокие христианские достоинства.

На отпевание собралось около пятидесяти священников. Это было просто торжество. Честно говоря, первый раз в жизни я была на таком торжестве, я никогда не думала, что похороны могут превратиться в торжество. У меня было такое чувство, будто это двунадесятый праздник и будто все эти священники пришли провожать папу к Господу. Конечно, была скорбь, этого нельзя отрицать, но в то же время была какая-то радость.

Когда я вернулась после похорон в монастырь, я взяла папины проповеди, буквально накануне его смерти изданные духовными чадами о. Глеба. Первое, что мне открылось, – это объяснение смысла мирной ектеньи. Мы просим о мирной христианской кончине и о том, чтобы нам сподобиться с покаянием предать свой дух Господу, потому что когда умирает праведник, то нам как бы открывается Царствие Небесное и мы понимаем, что Церковь наша едина и состоит из здесь живущих и в селениях вечных пребывающих. Когда я прочла эти слова, то ясно поняла, кем папа своей жизнью был. Благодаря его кончине для меня действительно отверзлось Царствие Небесное. Я имею не только веру, а и опыт загробной жизни. Если раньше я верила, всегда верила, что существует иная жизнь, что существует другой мир и что наша жизнь – временная жизнь, то теперь я на опыте познала, что это действительно так, что смерть – это просто переход из этой жизни в жизнь иную. Первое время, когда мне кто-нибудь говорил: “У тебя папа умер”, я чувствовала, что это не то слово, так как он действительно просто перешел в другое состояние, а смерти как таковой нет. И не случайно, что на его отпевании очень много пели “Христос воскресе”. Это действительно свидетельство того, что существует другая жизнь.

Мы все странники на этой земле. Здесь жизнь временная, а для того, чтобы стать наследником жизни вечной, мы должны здесь трудиться. Папа всю жизнь посвятил служению Богу, Церкви, служению своему народу. В каком бы звании он ни был, он всегда считал себя рядовым – рядовой гвардии, рядовой священник, рядовой ученый, рядовой человек. Хотя я прекрасно понимаю, что он был далеко не рядовым…

1. Из беседы с монахиней Иулианией, настоятельницей Зачатьевского ставропигиального женского монастыря в Москве. Полностью беседа с матушкой Иулианией корреспондента журнала “Русское Возрождение” М. А. Холодной опубликована в этом журнале (см. Русское Возрождение. 1995-1996. №64-65). ^
2. См. об этом книгу: проф., протоиерей Глеб Каледа. “Остановитесь на путях ваших… (Записки тюремного священника)”. М., “Зачатьевский м-рь”, 1995. ^