Цикл «Забытые имена» Некрасова Ксения Александровна. Ксения Некрасова: « …Опечатала печатью слез я божий дар из вышних слов

…Пусть не филолог, не поэт и в прошлом просто инженер, читая белые стихи, как бы сбивала каблуки, как бы по пашне зимней шла… Как будто в стылой тишине она сама пропела мне:
Нет! Зеркало не льстец,
правдивее поклонников оно,
мой милый,
мой домашний друг,
я скоро подойду к тебе,
и ты, не улыбаясь, отразишь
седую голову мою.
Так в жизнь мою вошли стихи, называемые верлибром, и Ксения Некрасова. Женское счастье - что это такое?… Дом, семья, дети. Всего этого была лишена Ксения. Но она была и остаётся талантливейшим поэтом. Её стихи дышат любовью к жизни и к людям и пробуждают в нас чувства добрые.
Мой город-наукоград распростёрся от дачи Перлова до Болшевской коммуны, от Клязьмы до Яузы… Народ в городе по социальной принадлежности живёт разный. Значительная часть - люди, которые внесли весьма ощутимый, важный вклад в развитие отечественной науки. Здесь, в Болшеве, жила и женщина, сумевшая преодолеть сиротство, нищету, физическую немощь и рассказать о времени, о себе в стихах. Это Ксения Некрасова.
Вы, читатель, право,
не стесняйтесь,
Чувствуйте себя как дома.
С вашей стороны чудесно,
что в такой метельный вечер
Навестить зашли
Угрюмого поэта.
Проходите и садитесь к печке.
А чтоб вой трубы
Не беспокоил сердце,
Я вам сказку расскажу сейчас…
Она могла написать эти строки в доме подле церкви Косьмы и Дамиана, что и сейчас, слава Богу, действует в Болшеве. Здесь, где квартиры в частных домах были дешевле, чем в Москве, нашла она крышу над головой.
Вот как о Ксении писал Ярослав Смеляков:
Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки,
ваша изысканность, ваши духи и бельё? -
Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпке
В стихотворение медленно входит моё.
Как она бедно и как неискусно одета!
Пахнет от кройки подвалом или чердаком.
Вы не забыли стремление Ксюшино это -
платье украсить матерчатым мятым цветком?
Жизнь её, в общем, сложилась не очень удачно:
пренебреженье, насмешечки, даже хула.
Знаю я только, что где-то на станции дачной,
вечно без денег, она всухомятку
жила…
Попробуйте найдите место, где в нашем Королёве поступь времени не так заметна, где оно остановило, замедлило свой ход. Я нашла три таких уголка. Это дом в Валентиновке, из которого мать, простая женщина, проводила на фронт четверых сыновей. Младший, Валерий (Вася!) Уткин, взорвав «Фердинанд», завершил свою земную жизнь, став Героем Советского Союза Валерием Степановичем Уткиным.
Ещё одно место - это усадьба Крафта, маленький уютный домик в липовом парке, где в 1921 году Владимир Ильич Ленин, восстанавливая здоровье, продолжал руководить страной и даже успевал сам расчищать дорожки от снега… Как бы неоднозначно ни оценивалась личность Ленина сегодня, это был Глава Государства Российского…
А возле Храма Косьмы и Дамиана жила Ксения Некрасова. Что она оставила нам? Стихи. Подлинную поэзию.
…И ни тына, ни оград:
Вместо тына
Всё рябина
понасажена подряд.
…и стоит рябина
Вся в цветах горючих,
Белыми букетами
Украшая ветви, тонкая, высокая,
Грому непокорная.
Пред лицом соседей
Горечь одиночества
Пряча у корней.
Нет знаков препинания, необычны ритм и рифмы… Но созданные ею образы, картины праздничны и красочно сочны. Такова сирень с голыми «веками-ветвями», не облагороженными рукой садовника. Встаёт перед глазами родной русский палисад. Ксении была интересна жизнь во всём её многообразии. И росинка на лепестке цветка привлекала её внимание, и сила духа человеческого, и широта души русской.
Люди, а
люди!
Знаете ли вы
русскую песню,
когда сердце её
облегла тоска
и бытья бесконечная степь
изрезана дорогами неудач?
И в грусти несказанной,
неизмеренной,
неисхоженной,
сидит русский
и поёт свою песню…
Сейчас клеймят советскую власть, а Ксению Некрасову Свердловский обком комсомола послал учиться «на поэта» в Москву. Её приняли в Литературный институт в 1935 году. Училась, но недоучилась. Война. Замужество. Семья. Рождение первенца Тараса. «А был ли он, сын Тарас?» - так мне с сомнением сказала филолог Маргарита Шорыгина, которая живёт в нашем городе. Она изучала жизнь и творчество «странного» поэта, встречалась с людьми, лично знавшими Ксению…
Больно читать «шутливые воспоминания» коллег по цеху:
- Как-то Николай Глазков рассказал любопытную байку о поэтессе Ксении Некрасовой: «Заходит она в гости и спрашивает: «Коля, у тебя нет конфетки?» - «Нет, говорю, Ксюша, конфетки, а есть в этот раз полконфетки!» - «Ну, так давай!» - «Нет и полконфетки, я её съел! Вот только каша осталась». - «Ну, давай кашу», - не отступала Ксюша. «Возьми, Ксюша, тарелку, вымой её и накладывай, сколько хочешь!» - «Нет, Коля, - отвечает Ксения, - я мыть не буду, не умею. Я никогда не работала. Я ведь княжеского происхождения».
Жизнь - вещь жестокая. Ксению нередко принимали за сумасшедшую, сторонились её, гнали от себя. Бедно одетая, почти всегда голодная, Ксения вызывала брезгливую жалость.
Однажды в редакции «Нового мира» Маргарите Алигер показали вёрстку стихотворений Ксении Некрасовой, и те очень ей понравились. Она сказала об этом вслух, но когда заведующая отделом поэзии предложила сказать то же самое автору, Алигер отказалась: «Это совсем разное: стихи и их автор. Я с ней общаться не умею. Не получается как-то… Всё-таки она… - идиотка!»
А Ксения была рядом. Всё слышала. «Сказать, что я растерялась, это значит ничего не сказать, - с горечью вспоминает М. Алигер. - Сказать, что я пришла в ужас, это тоже очень мало и бледно. Я не помню в жизни своей какой-либо хоть отдалённо похожей минуты. У меня словно железом перехватило горло, и из глаз брызнули слёзы… - Ксения… Ксения… Ксения… Простите, простите меня! - лепетала я, задыхаясь от стыда, от муки, от страдания… Я схватила её за руку, я готова была прижать к губам эту плотную, широкую, чистую ладонь, и она не отнимала её, продолжая улыбаться. И вдруг сказала громко, просто и отчётливо: «Спасибо вам. Спасибо, что вы так хорошо говорили о моих стихах».
И были в этих словах такая чистота и отрешённость, такое покойное и непобедимое человеческое достоинство, которые я никогда с тех пор не могу ни забыть, ни утратить…»
Анна Ахматова любила и ценила Ксению. Та пешком дошла до Ташкента. Нашла Ахматову:
Вот проходит мимо
женщина
под рябью…
Голова седая,
а лицо как стебель,
а глаза как серый
тучегонный ветер…
- Здравствуйте, поэт, -
сказала я учтиво.
Гордая Ахматова с тех пор (с 1943 года) стала ангелом-хранителем Ксении: приняла «безумную» в свою комнатушку, добилась писательского пайка. Современники передавали друг другу слова Анны Андреевны: «За всю жизнь я встречала только двух женщин-поэтов: Марину Цветаеву и Ксению Некрасову».
Где правда о поэте Ксении Некрасовой? В её стихах, в случайном фото… Всё-таки было женское счастье:
И встретились двое вместе,
и легче обоим дышать,
и легче дорогу к счастью
средь множества троп искать.
Иль просто вечером тихим
в тёплой сиреневой мгле
сидеть где-нибудь на дороге
и руку держать в руке.
Это о встрече с горным инженером Сергеем Высотским… И через много лет счастье ещё раз улыбнулось ей. Родился сын Кирюша. Ухаживать, растить его не могла, после энцефалита за ней самой надо было ухаживать. Из роддома некуда было нести ребёнка. Её с 1948 года не печатали...
Она писала Сталину, Поскрёбышеву, Симонову: «… гибну, одной не выбраться, помогите мне, пожалуйста…»
Жить было не на что. Только в декабре 1955 года вышла в свет её первая книга - тоненький сборник «Ночь на баштане». Ксения посвятила его «сыну Кирюшеньке».
Хочется от людей добра
Хорошего слова
Тёплых бесед
Без всяких тонкостей
А попросту
Как может
Баба русская жалеть
Сама бывалая в невзгодах
И чуящая беды других
Бывают русские слова
У женщин русских
Их больше встретишь
В деревнях, в рабочих
Улицах посёлков
По городу их реже
Встретишь
Там звон один
А слова нет
Произнесёт
И снимет полбеды
Участливо посмотрит
Пожалеет
Хоть ты ей не родня -
сосед
Но в горе ты
И словом русским обогреет
И станет легче на душе
От бабьего сочувствия
Людского
«Нет силы у нас передать лик цветка», а как передать красоту души?
Ходит Ксения среди королёвцев… Оглянитесь. Присмотритесь. Не пропустите КРАСОТУ

_______________________________________________________________________________

В лесной сторожке

Там, где кончается небо и начинается край земли, изба из необхватных лиственниц подпирает склоненную синь.

Выглаженные ливнями до стекла, битые градом дочерна, блестели сухие зеркала, голубым отсвечивая на углах и зелёные после дождя. И вот тут-то между концом и началом - УВАЖАЕМОЙ ЗЕМЛИ - проживал мой хозяин с лицом богописным. Был он в возрасте Древнем - лесник, и действительно, ситцевый красный рукав до локтя обнажал плоскобокую поручень ладоней, и кулак, как тесак, золотился в веснушатой коже.

Ученым печка

русская медведем

на задних лапах села у стола,

Анисья Павловна у печки:

Есть СИТЦЕВЫЙ характер,

А Шелковый слывёт добром,

А Бархатный – такой встречаешь редко,

А у Анисьи старой

нрав был ХОЛСТЯНОЙ.

Вещам, деньгам старуха знала цену,недаром руки треснули в работе, как булки в перетопленной печи.

Под желтым лбом из-под платка чуть опустились полукружьем седые веки на глаза.

Вот Анисья открыла печку и из печки достала лист,

пироги АРЖАНЫЕ в ней испеклись.

Жила капуста в пирогах, изрубленная мелко.

И с конопляным маслом лук капусте дал обширный вкус.

И от жара в печи возник в росных туманах огород,

На грядах запахи растений,

Качанье луковых голов.

А место родом от земли –

его железная руда с НАЗЁМОМ пашен зачала

И ВЕЧНЫМ НЕБОМ напоила.

Написано Ксенией Некрасовой(1912-1958)

CКАЗКА О КОТЕ И О ЕЖЕ

И жил на свете
дымный кот.
Он мог бы быть красив и толст.
Но гребни крыш
и взлеты труб под звезды сочные влекут,-
и ожиревшему уюту
кот предпочел
ночную мглу.
Гулял
по острию карнизов,
вздымая гордо
пышный хвост.
Пушистый встретив силуэт,
бросал воинственный привет.
Потом садился на трубу
и молча созерцал луну.

А рядом с печкой -
на полу -
был пойман в ящик
серый еж...
И ящик он копал вначале,
как почву прошлогодних хвой.
Не пахли доски корневищем сосен
и влажность не сочил
фанерный дерн.
Ведь землю еж,
в которой рос,
всю по крупинке перебрал,
всю по травинке перемял,
он лист к листу перелистал
и полон был своих забот,
своих тревог,
своих работ.
И, чуя под когтями сухость,
еж и земле затосковал.

Стояла осень на дворе,
и не было луны.
Тоскливо кот
под креслами сидел.
Мурлыкать он уже не мог -
все тот же ритм и тот же слог.
И был печально одинок
в дождливый вечер
серый кот.

А кто-то в ящике шуршал,
а кто-то в ящике вздыхал,
потом тихонечко сопел,
и звук нечаянный смолкал,
и пахло в ящике жильем.

И вот в коте
очнулся кот
лесных взъерошенных времен.
Обнюхал ящик он кругом
и лапу в ящик протянул...
...............................................
Но ощущения кота
и отношение ежа
не в силах здесь я перевесть
на человеческую речь.

А после встречи
день за днем,
из странствий ночи возвратясь,
взбирался кот
на дружеский настил
и тут лежал
или дремал.
А кто-то в ящике шуршал,
а кто-то в ящике вздыхал,
потом тихонечко сопел,
и звук нечаянный смолкал.

И понимал, наверно, кот,-
что на земле не одинок.

УРАЛ

Лежало озеро с отбитыми краями...
Вокруг него березы трепетали,
и ели, как железные, стояли,
и хмель сучки переплетал.
Шел человек по берегу - из леса,
в больших болотных сапогах,
в дубленом буром кожухе,
и за плечами, на спине,
как лоскут осени-
лиса
висит на кожаном ремне...

СИРЕНЬ

Встретила я
куст сирени в саду.
Он упруго
и густо
рос из земли,
и, как голых детей,
поднимал он цветы
в честь здоровья людей,
в честь дождей
и любви.

В доме бабушки моей
печка русская медведицей,
с ярко-красной душой -
помогает людям жить:
хлебы печь,
да щи варить,
да за печкой
и на печке
сказки милые таить.

РАЗГОВОР СО СТОЛОМ

Мой стол
мой нежный,
деревянный друг,
все ты молчишь,
из года в год стоишь
в таинственном углу.
О чем молчишь?
Чьих рук тепло ты бережешь?
Раскрой дарохраненье лет!

Молчание плывет в ответ.
Лишь черь резной
на выгнутой ноге стола
скрипит:
- Ах, сердце человечье
так беспечно.
Вещь не доверит
таинства ему.
Предмета суть
есть совершенство мозга.
А сердце -
сердце что ж - цветок,
само взойдет,
само цветет,
само завянет и уйдет.
А вещь без старости жива
и без младенчества ясна.
И не расспрашивай стола.
коль ты поэт...

Белые розы
увяли в стаканах,
лунные блики
лежат на столе
И я, рукою касаясь резьбы,
говорю:
мой стол,
мой мудрый друг,
прости, пожалуйста, меня!

На сосновом табурете
блюдце чайное, как море,
с голубой водой стоит.
Ходит по морю синица
с черным глазом на боку.
За окошком снег идет –
птица в комнате живет.

УДИВЛЕНЬЕ

И заметила луна:
каждый вечер у окна
молча девочка сидит,
на нее – луну – глядит.

От внимания такого
зарумянилась луна.
«Что за милый человечек
из открытого окна
в небо смотрит на меня,
вы заметили, звезда?»

В удивлении звезда…...

РУССКИЙ ДЕНЬ

И густо снег летел из туч...
И вдруг зари багровый луч
поверхность мглистую задел -
сугроб в тиши зарозовел,
старинным серебром отяжелели
на бурых бревнах
шапки крыш,
и небеса, как васильки,
вдруг синим цветом зацвели,
и мощные стволы
вздымались из снегов,
пронзая прутьями сучков
оплыв сияющих сосулек.
И восхищенный взор мой ликовал,
и удивлений дивный трепет
чуть-чуть покалывал виски,-
и плакать можно,
и писать стихи.

Вон крестики сорочьих лап,
как вышивки девичьи на холстах...

И предо мной предстал народ,
рожденный в ярости метелей
и от младенческих мгновений
и до белеющих седин
живущий чуткой красотою.

Храните родину мою!
Ее берез не забывайте,
ее снегов не покидайте.

Из года в год
хожу я по земле.
И за зимой зима
проходит под ногами.
И день за днем гляжу на снег
Вот и сейчас
на черностволье лип
снег синий молнией возник.

должно она любезным быть
от этих зим.
Прозрачным быть оно должно
и совесть белую, как снег,
нести в себе.

Шел белый снег
на белые поляны.
И молнии мерцали на ветвях...

***
Под вечер солнце соками земными
из рек дымящихся
и радужных озер
досыта напилось,
и, бражности не выдержав земной,
оно шатнулось раз, другой
и село,
вытянув лучи,
на край приятнейшей земли.

ИЗБА

В доме бабушки моей
печка русская медведицей,
с ярко-красной душой -
помогает людям жить:
хлебы печь,
да щи варить,
да за печкой
и на печке
сказки милые таить.

Посвящение сыну

Мальчик очень маленький
Мальчик очень славненький
Дорогая деточка
Золотая веточка
Трепетные рученьки
к голове закинуты
в две широких стороны
словно крылья вскинуты
птица моя малая
птица беззащитная
если есть ты, Господи,
силу дай железную
выходить Кирюшеньку
над бескрайней бездною
22/VIII-51

………………………………….

Это не небо,

привязанная к стволам,-

голубая парча

с золотыми пчёлами

и россыпью звёзд

на древесных сучках...

……………………………………….

Когда стоишь ты рядом,

я богатею сердцем,

я делаюсь добрей

для всех людей на свете,

я вижу днем -

на небе синем - звёзды,

мне жаль ногой

коснуться листьев жёлтых,

я становлюсь, как воздух,

светлее и нарядней.

А ты стоишь и смотришь,

и я совсем не знаю:

ты любишь или нет.

………………………………………..

Из года в год

хожу я по земле.

И за зимой зима

проходит под ногами.

И день за днём гляжу на снег

и наглядеться не могу снегами...

Вот и сейчас

на черностволье лиц

снег синий молнией возник.

………………………………………………

О, сердце у людей, живущих здесь,

должно она любезным быть

от этих зим.

Прозрачным быть оно должно

и совесть белую, как снег,

нести в себе.

………………………………………………….

Шёл белый снег

на белые поляны.

И молнии мерцали на ветвях...

РАЗДУМЬЕ

На столе открытый лист бумаги,

чистый, как нетронутая совесть.

Что-то запишу я в памяти моей?...

Почему-то первыми на ум идут печали,

но проходят и уходят беды,

а в конечном счете остаётся

Солнце, утверждающее жизнь.

УТРЕННИЙ ЭТЮД

Каждое утро

к Земле приближается Солнце

и, привстав на цыпочки,

кладёт лобастую обветренную

голову на горизонт

и смотрит на нас -

или печально,

или восхищенно,

или торжественно.

И от его близости Земля обретает Слово.

И всякая тварь начинает слагать в звуки

восхищение души своей.

А неумеющие звучать

дымятся синими туманами.

А солнечные лучи

начинаются с Солнца

и на лугах оканчиваются травой.

Но счастливейшие из лучей,

коснувшись озер,

принимают образ болотных лягушек,

животных нежных и хрупких

и до того безобразных видом своим,

что вызывают в мыслях живущих

ломкое благоговение.

А лягушки и не догадываются,

что они родня Солнцу,

и только глубоко веруют зорям,

зорям утренним и вечерним.

А еще бродят между трав, и осок,

и болотных лягушек

человеческие мальчишки.

И, как всякая поросль людская,

отличны они от зверей и птиц

воображением сердца.

И оттого-то и возникает в пространстве

между живущим и говорящим

и безначальная боль,

и бесконечное восхищение жизнью.

РУССКАЯ ОСЕНЬ

За картошкой к бабушке

ходили мы.

Вышли, а на улице теплынь...

День, роняя лист осенний,

обнажая линии растений,

чистый и высокий,

встал перед людьми.

Всякий раз

я вижу эти травы, ели эти

и стволы берёз.

Почему смотреть не устаёшь

одно и то же?...

О! Какие тайны исцеленья

в себе скрывают русские поляны,

что, прикоснувшись к ним однажды,

ты примешь меч за них,

и примешь смерть,

и вновь восстанешь,

чтоб запечатлеть

тропинки эти, и леса,

и наше небо.

Я полоскала небо в речке

и на новой лыковой веревке

развесила небо сушиться.

А потом мы овечьи шубы

с отцовской спины надели

и с плугом

поехали в поле сеять.

Один ноги свесил с телеги

и взбалтывал воздух, как сливки,

а глаза другого глазели

в тележьи щели.

А колеса на оси,

как петушьи очи, вертелись.

Ну, а я посреди телеги,

как в деревянной сказке, сидела.

АРХЕОЛОГ

Подошвы гор погружены

в тенисто-пышные сады.

В спортивной клетчатой рубахе

на камне юноша сидит.

Лежат лопаты перед ним

и черепки

от выветренных царств.

А он на камне всё сидит

и всё забытые стихи

на древнеалом языке

задумчиво поёт.

Слова мои -

как корневища.

как почвы перегной.

Как сделать мне,

чтоб корневище ствол дало

и кончиками веток зацвело?...

ДЕНЬ

С утра я целый день стирала,

а в полдень вышла за порог

к колодцу за водой.

От долгого стояния в наклон

чуть-чуть покалывало поясницу

и руки от движенья вдоль

ломило от ладоней до плеча.

А в улице лежала тишина,

такая тишина,

что звук слетающих снежинок

был слышен гаммой,

как будто неумелою рукою

проигрывает малое дитя:

слетают до и ля

и звёздочками покрывают Землю.

Напротив домики

в снегурочных снегах стояли,

и опадающие листья

казалися

как полушубки в заячьих мехах.

И ягоды краснеющей рябины

одел в чепцы холстиновые

В середине улицы

косматая собака

валялась на снегу

уставив в небо нос.

Я цепь к ведру веревкой привязала

и стала медленно

спускать валек.

И надо всем стояла тишина.

Но это не та Ксения, святая, Петербургская, это другая – Московская, с Урала, юродивая от поэзии.

Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки,
ваша изысканность, ваши духи и белье? –
Ксеня Некрасова в жалкой соломенной шляпке
В стихотворение медленно входит мое.

Как она бедно и как неискусно одета!
Пахнет от кройки подвалом или чердаком.
Вы не забыли стремление Ксюшино это –
платье украсить матерчатым мятым цветком?

Жизнь ее, в общем, сложилась не очень удачно:
пренебреженье, насмешечки, даже хула.
Знаю я только, что где-то на станции дачной,
вечно без денег, она всухомятку жила.

На электричке в столицу она приезжала
с пачечкой новых, наивных до прелести строк.
Редко когда в озабоченных наших журналах,
Вдруг появлялся какой-нибудь Ксенин стишок.

Ставила буквы большие она неумело
на четвертушках бумаги, в блаженной тоске.
Так третьеклассница, между уроками, мелом
в детском наитии пишет на школьной доске.

Малой толпою, приличной по сути и с виду,
сопровождался по улицам зимний твой прах.
Не позабуду гражданскую ту панихиду,
что в крематории мы провели второпях.

И разошлись, поразъехались сразу, до срока,
кто – на собранье, кто – к детям, кто – попросту пить,
лишь бы скорее избавиться нам от упрека,
лишь бы скорее свою виноватость забыть.

Ярослав Смеляков, 1964

В январе этого года Ксении Александровне Некрасовой исполнилось бы 105 лет. О ней и ее поэзии мы беседуем с Леонидом Петровичем Быковым, профессором кафедры русской литературы ХХ века Уральского федерального университета.

Я открываю сборник стихов Ксении Некрасовой, изданный в Челябинске в 1986 году: кажется, будто стихотворение написано сейчас, какой-то современной модной поэтессой:

Весна

Босоногая роща
всплеснула руками
и разогнала грачей из гнёзд.
И природа,
по последнему слову техники,
тонколиственные приборы
расставила у берёз,
а прохожий сказал о них,
низко склоняясь:
“Тише, пожалуйста, –
это подснежники…”

– Разве это советское? Как эти стихи вообще выходили в то время?

– Очень скупо выходили – при жизни у нее вышел только один сборничек, маленький, 14 стихотворений всего. Было несколько публикаций в конце тридцатых годов, а потом, увы – у нее репутация юродивой от поэзии, человека больного стихами. Литературная среда ее не понимала, отвергала.

Для русской литературы фамилия Некрасов знаковая – и Николай Некрасов, и Виктор Некрасов, но Ксению Некрасову знают меньше, даже на ее родине это имя известно не всем. Правда, на столетие ее рождения, в 2012 году, на ее родине, в поселке Алтынай Сухоложского района Свердловской области, прошел вечер памяти, и местной библиотеке было присвоено ее имя, а на доме, где она жила, появилось некое подобие мемориальной доски.

Обычно поэта узнаешь по стихам, а я сначала узнал ее имя и изображение – художники любили ее рисовать.

Известен портрет Некрасовой кисти Роберта Фалька – ее долгое время привечала семья этого художника. Интересен портрет работы Глазунова, у Бориса Слуцкого была одна строчка в стихотворении, посвященном Ксении Некрасовой: «Какие лица у поэтов». И меня заинтересовала ее личность, а потом я постарался отыскать ее стихи, но сделать это было очень трудно, потому что была только одна прижизненная публикация, которая вышла тоже при помощи нашего земляка, Степана Щипачева, а до шестидесятых годов она никак не издавалась.

Почему так было? В ХХ веке сложилось условное представление, каким должен быть поэт, – с одной стороны, книжное, с другой – бюрократическое: Союз писателей – это не что иное, как министерство литературы. Как в любом министерстве, там работали люди талантливые и бездарные, те, кто родились поэтами, и те, кто сами себя поэтами назначили.

Некрасова пришла в литературу с ощущением, что она нигде не училась, хотя она несколько лет училась в Литературном институте, и ее тамошний мастер, Николай Асеев, как раз и позволил ей впервые напечататься, причем в «Комсомольской правде» и журнале «Октябрь». Казалось бы, для провинциальной девочки, которая родилась в 1912 году в уральской глубинке, которая дважды училась в техникумах и не окончила их, потому что она с детства была болезненным существом, и вдруг – столичные публикации. А потом все пошло очень трудно.

Во время войны она оказалась в эвакуации в Ташкенте, а до этого, если верить ее биографам, эшелон, на котором она вместе с мужем и маленьким ребенком добиралась, оказался под бомбежкой. Муж был контужен, и сошел с ума потом, а сын погиб. И она несколько дней шла пешком до Ташкента…

В Ташкенте нашлись хорошие люди, из Академии наук, заботились о ней, а потом опеку над ней взяла Анна Ахматова. В воспоминаниях об Ахматовой мне встретилось свидетельство, что якобы Анна Ахматова сказала, что она «знала двух женщин поэтов – Цветаеву и Некрасову». И когда Ахматова заботилась о Некрасовой, это многих из окружения Ахматовой удивляло и даже возмущало.

“Законченный образец графомании”

– Она казалась сумасшедшей…

– Да, могу зачитать некоторые свидетельства, как рецензировали ее стихи: «Это декадентское ломание, манерная детскость для умиляющихся маститых дядь из узкого литературного кружка. Никакой творческой дисциплины, раздробленные кусочки таланта не собрались в поэтическое явление, факт поэзии, а ведь читателю мы имеем право давать только то, что кристаллизовалось, улеглось. Я против издания книги Некрасовой».

Или еще одно: «Надо призвать к ответственности товарищей, которые вводят в заблуждение нашу общественность относительно Ксении Некрасовой. Они издеваются над ней самой, ведь творчество ее в целом, не будет в обиду сказано, законченный образец графомании».

На сосновом табурете
блюдце чайное, как море,
с голубой водой стоит.
Ходит по морю синица
с черным глазом на боку.
За окошком снег идет –
птица в комнате живет.

А когда Ксения Некрасова пыталась вступить в Союз писателей, Михаил Светлов дает ей рекомендацию, отталкиваясь от первой книжечки ее стихов: «В книжке Некрасовой всего тринадцать небольших стихотворений и маленькая поэма, и нет ни одного стихотворения, в котором читателю не явилось бы что-то светлое и чистое, а пейзажи иногда просто поражают. В них природа не только переливается своими необыкновенными красками, в них еще видны непосредственные, подкупающие нас отношения к этим краскам. Если выразиться театральным языком, то сверхзадача всего творчества Некрасовой – единство природы и человека. У нее цветы, как люди и люди, как цветы».

И после этой характеристики поэзии Некрасовой Михаил Светлов делает естественный для него, поэта, вывод: «Принимая Ксению в Союз, мы приобретаем талантливого товарища, у которого есть такие душевные достоинства, которых мы бываем лишены. А членский билетик поможет ей продолжить работу и облегчит ее весьма трудное бытовое положение». Но в Союз писателей ее так и не приняли.

Она получила свою собственную комнату за несколько недель до смерти, но пожить там не успела – ее жизнь закончилась 17 февраля 1958 года. Через несколько дней после ее похорон вышла вторая книга стихов. Первая книжка называлась «Ночь на баштане», вторая – «А земля наша прекрасна!». Отважиться на такое простодушное и искреннее признание, наверное, сегодня не каждый сможет…

– Мне попадалась сравнение Ксении Некрасовой с Акакием Башмачкиным: что она так хотела попасть в Союз писателей, а когда не приняли – умерла от горя…

– Это стало для нее потрясением, и могло ускорить кончину – она больше ничего не умела, кроме как писать стихи, она жила во имя этого. Такому человеку живется, с одной стороны, трудно, но с другой – легко.

На столе открытый лист бумаги,
чистый, как нетронутая совесть.
Что-то запишу я
в памяти моей?
Почему-то первыми на ум
идут печали.
Но проходят и уходят беды,
а в конечном счёте остаётся
солнце, утверждающее жизнь.

Мне кажется, это очень точное мироощущение поэта: правильно соотносить дары судьбы и удары судьбы. Как бы ни были сильны удары, но понимание дара видеть мир поэтично и уметь это мировосприятие выразить в слове – несравнимо со всей бездомностью, непризнанностью.

Самое главное – она сама была уверена, что она поэт.

К счастью, находились люди, которые ее поддерживали: тот же Николай Асеев, представляя ее самые первые стихи, понимал грядущие упреки в том, что стихи сыроваты – у нее нет в стихах привычной для поэзии рифмы, особенно для советской. У человека, литературно не слишком изощренного, первый признак стихотворения – наличие рифмы.

А она могла рифмовать, а могла и отказаться от рифмы в одном и том же стихотворении, или писать вообще свободным стихом. Но в поэзии главное – образное, самостоятельное освежающее мировосприятие. Сегодняшняя западноевропейская поэзия уже во многом от рифмы отказалась, но поэтов во Франции, Чехии, Польше меньше не стало.

Но Некрасова имеет наши родные русские корни, ведь «Слово о полку Игореве» – это тоже поэзия. Для меня в Некрасовой главное свойство – это ощущения человека, который первым на земле себя почувствовал поэтом. И это чувство диктует строчки многих стихов Некрасовой.

Без подражания, сама по себе

– Никакого влияния не ощущается?

– Нет-нет! Любой поэт с чего начинает? У Давида Самойлова есть строчка: «Начнем с подражания». Практически все поэты начинают кому-то подражать. Совсем недавно вся русская поэзия переболела подражанием Бродскому. Были периоды, когда многие начинающие «пастерначили», «мандельштамили». Женщины-поэты подражали Ахматовой и Цветаевой. А у Некрасовой невозможно назвать литературных предшественников, она сама по себе.

Ночное

На земле,
как на старенькой крыше,
сложив темные крылья,
стояла лунная ночь.

Где-то скрипка тонко,
как биение крови,
без слов улетала с земли.
И падали в траву
со стуком яблоки.
И резко вскрикивали
птицы вполусне.

Лирические зарисовки… Кажется, что их можно бы и продолжить, зарифмовать, но здесь главное – свежесть и новизна.

Из детства

Я полоскала небо в речке
и на новой лыковой веревке
развесила небо сушиться.
А потом мы овечьи шубы
с отцовской спины надели
и сели
в телегу
и с плугом
поехали в поле сеять.
Один ноги свесил с телеги
и взбалтывал воздух, как сливки,
а глаза другого глазели
в тележьи щели.
А колеса на оси,
как петушьи очи, вертелись.
Ну, а я посреди телеги,
как в деревянной сказке, сидела.

Это стихотворение из сборника, который я составлял к девяностолетию Ксении Некрасовой. В Екатеринбурге, в издательстве «Банк культурной информации» удалось издать эту книгу – «На нашем белом свете». На сегодня это – самое полное представление ее стихов, набросков, прозаических записей, стихов и воспоминаний о ней.

В Москве есть архив Ксении Некрасовой, возникший благодаря людям, которые о ней заботились, у которых она порой месяцами жила: семья художника Фалька, семья артиста Владимира Яхонтова – они сохранили многие ее рукописи.

Мне доводилось работать в архивах разных поэтов – у некоторых все разложено по папочкам, систематизировано, а здесь – хаотичный набор бумажек, листочков – не традиционных, формата А4, а обрывков, оборотов квитанций, железнодорожных билетов, вырезок из школьных тетрадок. И почерк у нее как будто первоклассника. Она пережила тяжелую болезнь, возможно, энцефалит, и руки ее плохо слушались.

Ксения Некрасова. Ирбит, 1929 год

– У нее совершенно не было депрессивных стихотворений – она их или уничтожала или не писала в таком состоянии…

– Да, она считала такое состояние противопоказанным поэзии. Она нередко испытывала это состояние, но в стихи не допускала.

«О мой талант…»

О мой талант,
дай силу мне
мой тяжкий труд
окончить до предела.
Не отнимай всепокоряющую кисть,
дай искренность в словах,
дай правду жесткую в чертах
людей и подвигов,
что выну из души.

Ксения Некрасова дала одну из самых точных характеристик того времени, в которое ей выпало жить – я впервые опубликовал их в этой книге, мне кажется ни у кого из современников, поэтов, не было таких признаний:

ХХ век
конца сороковых годов
стоял – налитый до краев
свинцовой влагою трагедий,
хотя и кончилась война.

Ведь многие жили радостной мыслью: одержали победу, жизнь будет прекрасной, а здесь другое ощущение.

Если взять конец ХХ столетья/ и разломить его посередине, /не клеток нервное сплетенье/ мы обнаружим в сердцевине, /а металлических кристаллов остроугольные сцепленья.

Быть может, непосредственность души/ обильем воли заглушили.

Очень точный диагноз недуга всей человеческой цивилизации середины-конца ХХ столетия.

Непосредственность или неряха?

Некрасова сегодня дорога тем, что ее стихи являют нам «непосредственность души». Русское слово «непосредственность», с одной стороны, говорит об искренности, сердечности, а с другой – она «не посредственна», содержательна, уникальна, наполнена смыслом.

– Не все ведь смогли увидеть в ней эту непосредственность: например, Лидии Чуковской она показалась хитрой, неприятной, другим Некрасова казалась сумасшедшей, идиоткой, неряхой. Сейчас сказали бы «бомжиха» – ходит по людям, живет, неизвестно как. Это маска была на ней?

– Это не маска: за бытовым человеком поэта бывает очень трудно увидеть. И сегодня есть примеры похожие, как складываются судьбы поэтов.

Я никогда не забуду про Ксюшу,
Ксюшу,
похожую на простушку,
с глазами косившими, рябоватую,
в чем виноватую?

Виноватую
в том, что была рябовата, косила
и некрасивые платья носила…

Что ей от нас было, собственно, надо?
Доброй улыбки,
стакан лимонада,
да чтоб стихи хоть немножко печатали,
и чтобы приняли Ксюшу в писатели…

Мы лимонада ей, в общем, давали,
ну а вот доброй улыбки –
едва ли,
даже давали ей малые прибыли,
только в писатели Ксюшу не приняли,
ибо блюстители наши моральные
определили –
она ненормальная…

Люди,
нормальные до отвращения,
вы –
ненормальные от рождения.
Вам ли понять, что, исполнена мужества,
Ксюша была беременна музыкой?

Так и в гробу наша Ксюша лежала.
На животе она руки держала,
будто она охраняла негромко
в нем находящегося ребенка…

Ну а вот вы-то, чем вы беременны?
Музыкой, что ли,
или бореньями?
Что вы кичитесь вашей бесплотностью,
люди,
беременные бесплодностью?

Вам не простится
за бедную Ксюшу.
Вам отомстится
за Ксюшину душу.

Евгений Евтушенко, 1965

“А ты что в президиуме сидишь? Стихи-то у тебя плохие!”

– В биографии много белых пятен? О рождении, родителях…

– Ее биография часто основывается на ее собственных признаниях, но она эти признания сама вольно или невольно мифологизировала. Мы пробовали отыскать документы, в том же Ирбитском техникуме, где она училась, найти людей, которые ее бы знали, но не нашли. В ее автобиографии есть строчки, что в 1930 году она работала культработницей на Уралмаше, и оттуда Свердловский обком ВЛКСМ направил ее «на учебу и на лечение в Москву», но следов этого нет никаких.

Поэт Иван Бауков, у которого было два смежных чуланчика в переделкинском доме барачного типа, вспоминал: «Ксюша приехала ко мне, я ей на топчан старую шинель постелил. Только стал засыпать, стук в дверку: Вань, а Вань, дай мне ваты.

Пошел по соседям, разбудил, извинился: женщина, поди разберись…

Снова заснул, но ненадолго; она опять в дверь колотит: Вань, а Вань, достань бинтика!

Соседи обложили меня - глухая ночь уже была,- но кусок бинта дали. Держи, говорю, горе ты мое.

Через четверть часика Ксюша опять стучит: нет ли иголки с ниткой?! Слава богу, хоть это у меня нашлось.

Сон пропал, голова трещит, кручусь под одеялом… И тут, безо всякого стука, дверь открывается, и на пороге - она! Вся в белом, как святая. И сияет, честное слово. Только нимба над головой не хватает.

- Ваня, погляди, каких я куколок наделала!..»

Ребенок… Ей хотелось сделать что-то красивое, а то, что ничего у нее нет или что вечер – она с этим не считается, бытовые, этикетные формулировки для нее не существуют.

А вот воспоминания поэта Леонида Мартынова, связанные с ее происхождением:

«- О, если б ты знал! Но, впрочем, я и сама только догадываюсь о тайне своего происхождения. Слушай! Но только никому, никому не рассказывай!.. Ты знаешь, что я с Урала. Но кто я? Я только догадываюсь, кто я.
Глаза ее загорелись, затем сузились и, наконец, широко раскрылись, как бы от удивления всем тем, о чем она сама о себе догадалась.
И путано, шепотом она поведала мне об этой загадке. Из ее рассказа выходило, что она - сирота, а воспитавший ее уральский священник скрывал от нее, но не мог скрыть, она догадалась, что ее родители были не ее родители, и вообще она царского происхождения… Словом: Урал, Тюмень, Тобольск, вот в чем дело!
- Понимаешь? - прошептала она. - Я вроде как принцесса!
- Ты? Принцесса? - засмеялся я. - Ты самозванка, вот кто ты, Ксюша!
- Нет! Я не из тех известных царских дочерей, великих княжон, – возразила она, - а тут что-то другое. И по времени так выходит.
Я, помнится, начал доказывать, что это бред. Что Николай Второй едва ли мог и хотел в Тобольске заниматься амурами, и вообще это вздор, и она даже вовсе не похожа лицом на Романовых.
- Но почему в таком случае, - воскликнула она горячо, - почему ко мне относятся, как к какой-то принцессе? Почему меня не признают? Почему меня гонят, не дают ни говорить, ни печататься, как будто бы я чуждый элемент? Как будто я действительно великая княжна! Будто бы мой дед не кто иной, как Александр Третий, знаешь, вот этот самый, который с лесенки антресольной тут, говорят, свалился, когда этот дом еще не был писательским клубом!..
И она зарыдала.
Пораженная логичностью собственных рассуждений, она повторяла:
- Нет, нет, видно, я в самом деле царская дочь!
- Дура! - воскликнул я. - Ты понимаешь, что ты болтаешь? Ты хочешь нажить себе неприятностей? Да и поделом тебе будет! А уж если ты хочешь знать, из твоих разговоров выходит, что скорее ты не царская дочь, а распутинская. Вот тебе и Тюмень, ты и лицом на него похожа!
Так хотел я отвести ее мысли о царском происхождении. Но тут же спохватился: хрен, подумал я, не слаще редьки. Внуши ей, что она распутинская дочка, - начнет толковать и об этом.
Так оно и вышло.
Через несколько дней общие наши знакомые, смеясь, рассказали мне, что Ксюша поговаривает, что она, вероятно, дочка Распутина. А еще через несколько дней Ксюша с таинственным видом сказала об этом и мне».

– Всё-таки это форма сумасшествия была или юродство?

– Юродство органично, это не игра сумасшедшего. Для Некрасовой это состояние было органичным, врожденным, возможно, оно было усилено болезнью.

Но возникает вопрос: а что такое нормальность? С точки зрения тех, кто писал отрицательные отзывы на ее стихи, она была ненормальной, и стихи – ненормальными.

Почему ее многие боялись – она приходила на писательские, поэтические собрания и могла прямо сказать: «А ты что в президиуме сидишь? Стихи-то у тебя плохие! Почему ты нами, поэтами, командуешь?»

Это нормальность или ненормальность? С точки зрения человека, привыкшего к определенному этикету, это ненормальность. Но с тем, что она говорила, многие соглашались, потому что это была правда, но из-за разных обстоятельств таких вещей сами не говорили.

Сегодня ей было бы еще труднее

– Почему она, как и многие поэты, «поторопилась родиться»? Жила тогда, когда ее не признавали? Сейчас было бы все иначе?

– Нет, я думаю, любому поэту надо совпасть с тем временем, которое он в состоянии выразить, состояние мира той эпохи. Время влияет на нас, но человек неподвластен времени целиком, он так или иначе его хозяин.

Думаю, что Некрасовой сегодня было бы еще труднее – тогда было больше внимания к литературе, к слову, училась же она в Литературном институте. Поэты не всегда ее поддерживали, но ведь не выгоняли с тех поэтических собраний, а сегодня бы ее и на порог не пустили, приняли бы ее рукописи, но никто и смотреть бы не стал.

Но Некрасова как поэт состоялась, сегодня она занимает в русской поэзии прочное место, гораздо более прочное, чем те, кто ее осуждал – кто сегодня, например, вспомнит поэта Александра Жарова?

– Сохранились дневниковые записи Некрасовой?

– Это не дневник в традиционном виде, это то, что не вмещалось в стихи, но ей казалось это ценным, интересным. На обрывках, как и стихи:

«Взрослые только притворяются взрослыми -

Думаете, украшения елочные они для ребят покупают? Сами себя, не хуже младенцев, забавляют, а внешне посмотришь - очки, шляпа, портфель в руках.

А у самого в кабинете - медвежата на столе. Да и эти туалетные безделушки - тоже игрушки. Человек до конца своих дней остается ребенком, только мозговые линии умножаются и углубляются к созреванию, поэтому взрослый и становится по-настоящему умным и серьезным. А к старости извилины усыхают, и в старике опять начинает царствовать ребенок».

«На русской земле живут люди талантливы или удачливы. И надрывные люди изредка попадаются. Уходит простой человек или в босятничество, или в странничество. Ходит по земле, все посматривает и запоминает. Из Сибири в Киев, из Киева на Соловки, города похваливает, законы поругивает. Женщины одежду постирают и на печке место ночевать дадут».

«На рисунках Нестерова в лицах его святых сказывается нервность ХХ века. С такими нервно-острыми лицами не изображали святых художники прошлых эпох».

«Слепую старушку спрашивают: «Что ты, бабушка, боишься смерти-то?» А старушка, сияя слепыми глазами, отвечает: «Да я ее, матушку мою, как придет ко мне, схвачу в охапочку и скажу: «Смертушка моя милая, что ты долго не шла ко мне?»

Когда стоишь ты рядом,
я богатею сердцем,
я делаюсь добрей
для всех людей на свете,
я вижу днем –
на небе синем – звезды,
мне жаль ногой
коснуться листьев желтых,
я становлюсь, как воздух,
светлее и нарядней.
А ты стоишь и смотришь,
и я совсем не знаю:
ты любишь или нет.

Слепой
По тротуару идет слепой,
а кругом деревья в цвету.
Рукой ощущает он
форму резных ветвей.
Вот акации мелкий лист,
у каштана литая зыбь.
И цветы, как иголки звезд,
касаются рук его.
Тише, строчки мои,
не шумите в стихах:
человек постигает лицо вещей.
Если очи взяла война –
ладони глядят его,
десять зрачков на пальцах его,
и огромный мир впереди.

Урал
Лежало озеро с отбитыми краями…
Вокруг него березы трепетали,
и ели, как железные, стояли,
и хмель сучки переплетал.
Шел человек по берегу – из леса,
в больших болотных сапогах,
в дубленом буром кожухе,
и за плечами, на спине,
как лоскут осени – лиса
висит на кожаном ремне…

Я друга из окошка увидала,
простоволосая,
с крыльца к нему сбежала,
он целовал мне шею,
плечи,
руки,
и мне казалося, что клен могучий
касается меня листами.
Мы долго на крыльце стояли.
Колебля хвойными крылами,
лежал Урал на лапах золотых.
Электростанции,
как гнезда хрусталей,
сияли гранями в долинах.
И птицами избы
на склонах сидят
и желтыми окнами
в воду глядят.

В 1945 году художник Роберт Фальк, растапливая печку старыми журналами, наткнулся в журнале «Октябрь» на подборку стихов Ксении Некрасовой:
Я полоскала небо в речке
И на новой лыковой веревке
Развесила небо сушиться…
Эти строки так поразили Фалька и его жену, что они вместе стали искать автора. Вскоре Некрасова появилась на их пороге: «Здравствуйте»… Ксюша произносила это слово «певуче и особенно возвышенно; она несла в нем добро и радость этому дому…»
«…Среднего роста, складненькая, с маленькими ногами в детских чулочках в резинку, в подшитых валенках. На круглом лице с широко расставленными карими глазами блуждала детская, радостная, какая-то отрешённая улыбка. Ей было уже за 30, а она походила на деревенскую девчушку.
…Как-то Ксана пришла к нам в новом платье. Это Ляля Яхонтова сшила ей красное бумазейное платье, а Ксана нанизала себе бусы из фасоли. Вот в этом-то платье в 1950 году написал её Фальк». (Из воспоминаний жены Роберта Фалька Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой)

Роберт Фальк. Ксения Некрасова. 1950 http://www.art-catalog.ru/p...
« Ксана сидит на табуретке, сложив на коленях маленькие руки. Ножки в чёрных ботинках чуть выглядывают из-под подола. Карие глаза смотрят настороженно и задумчиво, чуть склонена голова к плечу… Фальк увидел её здесь очень русской, хотел вылепить её как бы из одного куска глины, как вятскую игрушку. Он удивительно верно передал здесь всё самое в ней очаровательное: её поэзию, её чистоту, хрупкость и в то же время что-то очень простодушное, здоровое, простое! Ксане сначала этот портрет не понравился. Видно, она представляла себя как-то совсем по-иному.
- Почему он написал меня так запросто? Я ведь изысканная.
– Здесь ты очень похожа на твои стихи.
– На стихи? Да, это мысль!
И она ушла вполне утешенная. А после она очень любила, когда Фальк среди прочих работ показывал своим гостям и её портрет». (А. В. Щекин-Кротова)
Владимир Николаевич Попов
На старинном-старинном Арбате,
а быть может в Замоскворечье,
будет женщина в красном платье
в мастерской художника Фалька,
тихо руки сложив на коленях,
на простом табурете сидеть.
На огонь она будет смотреть…
Будет чайник зелёный урчать
и греметь очумевшею крышкой
на железной проржавленной печке.
Будет голубь топтаться на крыше
и заглядывать тайно в окно
золотым немигающим глазом.
Это было.
Но давным-давно.
Уже нету того человека,
что насмешливо смешивал краски
голубые – с зелёным и красным
на суровых нитках холстины.
Остаются стихи и картины.
18 января 1912 года, в сердцевине России, на Урале, в селе Ирбитские Вершины (ныне поселок Алтынай Сухоложского района Свердловской области) родилась поэт Ксения Александровна Некрасова.
Она прожила на свете сорок шесть лет, и до конца жизни её звали по имени: Ксения, Ксенечка, а чаще – Ксюша.
Говорят, что ее приемный отец был учителем, по другим сведениям – служил подьячим на Ирбитских ярмарках. Сама же Ксения писала, что он был горным инженером, ведь село, где она родилась, было необычным – шахтерским. Его жители добывали антрацит.
В раннем детстве Ксения долго болела, и глаза ей закрывали темной повязкой. Возможно, у малышки была "куриная слепота" - следствие острого авитаминоза. Лишенная возможности видеть, она слышала то, чего не слышали взрослые.
…Где-то скрипка тонко,
как биение крови,
без слов улетала с земли.
И падали в траву
со стуком яблоки.
И резко вскрикивали
птицы в полусне.
Когда девочку вынесли весной на улицу и сняли повязку, она открыла глаза и увидела небо. «Я не знала еще, что это небо. Огромный воздух, наполненный синевой, был… без единого звука… Голубое пространство, теплое и мягкое, прикоснулось ко мне своей поверхностью, и от этого прикосновения мне было очень хорошо и радостно… Так я впервые познакомилась с первым предметом на земле – небом…». Так открылось ее удивительное поэтическое зрение, свойственное лишь большим художникам.
Гражданская война рассеяла ее приёмную семью. Ксения рано ощутила сиротство.
Начальную школу Ксения закончила в Шадринске, где жила ее тетя, семилетку – в Ирбите. Учась в техникуме, заболела энцефалитом. Несколько лет не могла ни учиться, ни работать, зато сочиняла стихи и много читала.
В 1937 году стихи Ксении опубликовал журнал «Октябрь». Поэт Николай Асеев первым оценил ее талант, выделив поэтессу среди многих других. Асеев отметил непосредственность ее связи с окружающим, внимательный глаз, чуткое ухо - «то, чему не научишься из учебников»: «Некрасова - поэт, которого мы все ждали». Это был успех, которого удостаивался далеко не каждый дебютант, приехавший покорять столицу. (Ксении Некрасовой было тогда 25 лет)
Ксения поступила в Литературный институт в Москве. Но и здесь болезнь преследовала ее. Однокурсник Некрасовой поэт Николай Глазков вспоминал, что зимой после лекций Ксения не могла сама одеться и друзья помогали ей – «застегивали пуговицы, шарф повязывали и шли к памятнику Пушкину, где она читала стихи»:
О себе
Угодно было солнцу
и земле -
из желтых листьев
и росы
сверчка, поющего стихом,
на свет произвести.
...
В конце 1930-х годов Ксения встретила Сергея Высотского, работавшего горным инженером на одной из шахт Подмосковного угольного бассейна.
Родился сын Тарас.
***
И встретились двое вместе,
и легче обоим дышать,
и легче дорогу к счастью
средь множества троп искать.
Иль просто вечером тихим
в тёплой сиреневой мгле
сидеть где-нибудь на дороге
и руку держать в руке.
Ещё одно стихотворение Ксении Некрасовой о любви:
Когда стоишь ты рядом,
я богатею сердцем,
я делаюсь добрей
для всех людей на свете,
я вижу днём -
на небе синем - звёзды,
мне жаль ногой
коснуться листьев жёлтых,
я становлюсь, как воздух,
светлее и нарядней.
А ты стоишь и смотришь,
и я совсем не знаю:
ты любишь или нет.

Портрет Ксении Некрасовой работы Василия Александровича Миняева.
Миняев Василий Александрович (1907–1993) https://vk.com/photo-167834...
http://artinvestment.ru/auc...
http://www.artfira.com/site...
http://www.mutualart.com/Ar...
http://портал1.рф/kartiny-r... Портрет был продан на Bonhams (аукционный дом) на Нью-Бонд-Стрит (в Лондоне) "русских торгах" в 2010 году.

Босоногая Ксения Некрасова, прислонившаяся к берёзке, изображена на фоне зеленеющих лугов и полей, пересекающих их дорог, голубой ленты реки, бирюзового неба… Русская красавица с косой, уложенной короной вокруг головы, и очарованным красотой мира взглядом медово-карих глаз: «Заря умыла ей лицо, Луною вытерто оно».
Плоть от плоти родной земли русской:
Я долго жить должна -
я часть Руси.
Ручьи сосновых смол -
в моей крови.
(Ксения Некрасова)
Информации о том, когда был создан этот портрет, не нашла. В ряде случаев в названии портрета к фамилии Некрасова добавлено Пейя: Ксения Пейя-Некрасова. В Индии Пей - это «святой, принадлежавший к группе 12 святых поэтов-подвижников альваров». http://gruzdoff.ru/wiki/%D0... Думается, что это «Пейя» даёт ключик к тому, какой смысл художник вкладывал в созданный им образ. Василию Александровичу Миняеву важно было подчеркнуть и словесно, и с помощью художественных приёмов, что перед нами портрет большого русского поэта, поэта-подвижника.
Вопросов этот портрет у меня вызывает много. Когда был написан? Был ли знаком Василий Миняев с Ксенией Некрасовой? Где и когда они познакомились? Размеры полотна весьма внушительны: 184.94 X 113.97 см. Для чего предназначалась эта работа? В этом образе больше художественного обобщения или конкретики?
Летом 1941-го персонал шахты, где работал муж Ксении, вместе с семьями был отправлен в эвакуацию. По дороге эшелон бомбили, Ксению контузило. Через несколько недель поезд прибыл в шахтерский городок Сулюкта, что находится на северных отрогах Туркестанского хребта.
Нищета, голод, непривычный климат, эпидемия малярии... Зимой умер Тарасик. (По другой версии ребёнка убило осколком снаряда во время бомбёжки поезда.) Тяжело заболел муж. Сама Ксения жила милостыней. «…Я не могла сидеть на месте и ходила из дома в дом, из квартиры в квартиру… Я ходила по шахтам в черном длиннейшем пальто , старом, подпоясанная веревкой, в шахтерских огромных чунях, привязанных шнурками, с палкой в руке, забывая и день и ночь, в полном равнодушии к собственному жилью. И люди давали мне кусочки хлеба или тарелку супа или каши»… В благодарность за еду или ночлег Ксения читала свои стихи.
Осенью 1942 года она взяла котомку и отправилась искать русский храм. Как она сама потом рассказывала, чтобы умереть на его пороге и быть похороненной по православному обряду. Кто-то рассказал ей, что ближайший действующий русский храм находится в Ташкенте. Дорогу в двести километров она преодолела пешком.
Позднее Некрасова вспоминала: «Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и направлялись дальше, а я шла своей дорогой…»
Дервиш – нищенствующий монах, проповедник.

Н. А. Петрова. Портрет Ксении Некрасовой из книги: Ксения Некрасова. В деревянной сказке. Стихотворения/Сост., подготовка текста и послесловие И. И. Ростовцевой; Ил. Н. А. Петровой. - М.: Художественная литература, 1999. - 317, (1) с.
Женщина, с глазами грустной лани,
Здесь сидела на гранитном камне.
Детские картины вспоминала,
Строки разноцветные слагала.
Николай Красильников (Родился в 1948 г. в Ташкенте. Поэт, прозаик, переводчик.). «Ксения Некрасова в Дурмени». http://www.proza.ru/2014/07...
Портрет, созданный Н. А. Петровой, по-моему, достаточно условен. Художник передаёт не столько портретное сходство с оригиналом, сколько впечатление от личности. Слабая женщина с сильным характером, с «глазами грустной лани».
В Ташкенте Ксения встретила знаменитую Анну Андреевну Ахматову, поэта. Анна Андреевна приютила у себя странницу. До самой смерти Ксении Ахматова будет ее ангелом-хранителем. Благодаря ей Ксения получит писательский паёк, потом - квартиру (точнее комнату в квартире), в которой, правда, успеет прожить всего восемь дней. Строгая на похвалу Ахматова высоко оценила её талант: «За всю жизнь я встречала только двух женщин-поэтов: Марину Цветаеву и Ксению Некрасову». В 1944 году Ахматова проводила Ксению в Москву с рекомендацией для Союза писателей. Но в союз Некрасову не приняли, жить было негде. Она ночевала на вокзалах или просто где-нибудь на скамейке.
В 1945 году судьба свела Ксению Некрасову с супругами Фальк. Ксения часто бывала в этом доме. Помимо портрета живописного известно около двух десятков графических портретов Некрасовой - набросков, рисунков, этюдов, выполненных Фальком в 40-е-50-е годы. Они разные, но все очень живые. «Это лицо увлекало художника своей изменчивостью, подвижностью проявляемых эмоций, будто поэзия, проступавшая сквозь человеческие черты, высвечивала их каждый раз иначе, по-другому»…(Лариса Алексеева. «Утреннее» лицо Ксении Некрасовой) http://sites.utoronto.ca/ts...
Не правда ли, интересно? Один и тот же человек, а какие разные лица… То старуха, то красотка. А модель-то одна.


Роберт Фальк. Ксения Некрасова
Во время сеансов она всегда читала свои стихи, а иногда сочиняла их тут же, в мастерской, лежа на тахте. "Сначала она что-то бормотала, как во сне, - пишет А. В. Щекин-Кротова, - а потом громко, дирижируя пальчиком, повторяла две-три строчки и кричала мне: "Запиши, запиши, а то забуду!".


Роберт Фальк. Портрет Ксении Некрасовой http://art-notes.ru/wp-cont...
Фальку удалось запечатлеть и трогательную ранимость Ксюши, и скрываемую неувернность…
«Ксения не была яркой красавицей, но её простое лицо по мере приближения раскрывалось, как бутон прекрасного цветка»… (Поэт Аркадий Валерьевич Застырец)
В семье Фалька ее любили. И Ксения любила бывать в этом доме:
…Люблю в пристанище я это
заходить,
под крышей этой
забываю я
и горести, и странности мои.
Сходились юноши сюда
с неуспокоенной душою,
седые женщины
с девичьими глазами
и убеленные снегами
художники…
«Жила она, как птица небесная, - то в углу дворницкой в Союзе писателей, то в избе бабки-колхозницы. Одно время она обитала в посёлке Болшево. В Болшево жил знакомый Роберта Рафаиловича – Сергей Николаевич Дурылин (историк литературы, искусства, театральный критик, поэт, беллетрист). И как-то Фальк, навещая его, зашёл и к Некрасовой. Вот что он рассказал: «Изба, совсем маленькая, в два окошечка. На стук в дверь вышла хозяйка, старушка. «Ксюши дома нет. С утра в Москву уехала. Да Вы заходите! Она в горнице, а я на кухне. Так и живём». «Горница» представляла собой часть избы, отгороженной от кухни дощатой перегородкой. У окошка – чисто выскобленный стол, на нём папка, пузырёк с чернилами, глиняная плошка. В ней две варёных картофелины «в мундирах». На листочке бумаги возле – горсть серой соли, деревянная ложка, кухонный нож. На широкой лавке свёрнутый войлочек, тощая подушечка в ситцевой наволочке. На гвоздике у двери висит одно пальтишко. И очень чисто, ни соринки». (А. В. Щекин-Кротова)
Судьба Ксении Некрасовой потрясла художника Илью Сергеевича Глазунова.



Илья Глазунов. Портрет Ксении Некрасовой. 1956
Портрет беспощадный, немилосердный. Но за будничной неприметностью обнаруживается характер сильный, целеустремлённый. Лицо таит такую страстность и напряжённость, что безошибочно угадываешь натуру цельную и глубокую.
Степан Щипачёв, издавший первую книгу Ксении Некрасовой «Ночь на баштане», говорил, что её отличали не странности, а «непохожесть, необычность», что «в характере у Ксении была обострённая совестливость и детская доверчивость… Некрасова писала свободным стихом, без рифм, без строгого размера… В её строках особая, неповторимая музыка, и изображение она может доводить почти до зримой скульптурности. Прошла Ксения по своей недолгой жизни с удивлёнными глазами, влюблённая в красоту»…
Михаил Светлов полагал, что нет у Ксении Некрасовой «ни одного стихотворения, в котором читателю не явилось бы что-то необыкновенно светлое и чистое».
Как-то известный поэт Борис Слуцкий встретил Ксению, она шла по шумной московской улице. Зная ее неустроенность, он предложил ей зайти в ресторан, пообедать. ….- Я сыта, - ответила Ксения, - купи мне лучше синие цветы.
Борис Слуцкий
…Я был майор и пачку тридцаток
Истратить ради встречи готов,
Ради прожитых рядом тридцатых
Тощих студенческих наших годов.
- Но я обедала, сказала Ксеня.-
Не помню что, но я сыта.
Купи мне лучше цветы
синие.
Люблю смотреть на эти цвета.


Ирина Власова. Портрет Ксении Некрасовой. Карандаш, акварель. 2014
Ирина Власова – промышленный дизайнер, закончила УрГАХУ, член союза художников России.
Лицо немолодой женщины, в котором живёт что-то детское. Усталый, горький, но не погасший взгляд. Глаза человека, открытого людям, миру, красоте… Великий французский скульптор Антуан Бурдель сказал: «Портрет – это всегда двойной образ: образ художника и образ модели». Ирина Власова – художник чуткий, способный к сопереживанию, к соучастию… http://illustrators.ru/illu...
«Она (Ксения Некрасова) была невысокая, плотная, ширококостая, с круглым, слегка скуластым лицом, с широко расставленными серыми, по-моему, глазами, смотрящими на мир с огромным жадным интересом… И всё её лицо было озарено живым и прелестным изумлением, радостью узнавания и познания мира, интересом ко всему сущему, интересом трепетным и добрым, искренним, неподдельным, бесконечно доверчивым. Она словно видела окружающий мир только лучезарным и прекрасным и не ждала от него никакого подвоха, никакого предательства, только радость и доброту». (Маргарита Алигер)
Ксения любила живопись, как писала сама, строила свои стихотворения "по законам картин" и признавалась, что думает цветами. Но почему-то именно синий – первый цвет, который увидела она в своей жизни, навсегда стал для нее синонимом боли и страданий. Мрачные мысли она называла «синими мыслями. Она всячески старалась, чтобы в ее творчестве не было места «синим стихам».
В 1947 году стихи Ксении напечатал Константин Михайлович Симонов в «Новом мире», но вскоре ее перестали печатать. Жить стало совсем нечем. Когда она была одна, то как-то справлялась, но в 1951 году у Ксении родился сын Кирилл.
Ей посоветовали написать письмо А.Н.Поскребышеву, заведующему секретариатом Сталина: «…Меня перестали печатать, объясняя свой отказ тем, что стихи, написанные белым стихом, будут непонятны массам… Я бьюсь головой о стенку и никак не могу пробить…»
Писала Ксения Некрасова и Сталину, но ответа не получила.
Из записки Симонову: «Константин Михайлович, я гибну, одной не выбраться, помогите мне, пожалуйста…»
Только в декабре 1955 года вышла в свет первая книга Некрасовой – тоненький сборник «Ночь на баштане». В нем было всего одиннадцать стихотворений. Ксения посвятила книжку сыну Кирюшеньке.
А Кирилл, пока его мама обивала пороги, жил в детском доме. Наконец Некрасовой удалось получить комнату в коммунальной квартире. Но пожить с сыном в обретенном жилье не успела – 16 февраля 1958 года Ксения Александровна Некрасова умерла от инфаркта. Случилось это в подъезде, на лестнице. Дверь в свою комнату она оставила открытой.
Бездомная, она оставила нам свой дом. Он – в ее стихах. Заходите в Ксенину книжку, и будет вам хорошо. И будет у вас дом.
Вы, читатель, право, не стесняйтесь,
чувствуйте себя как дома.
С вашей стороны чудесно,
что в такой метельный вечер
навестить зашли...
Проходите и садитесь к печке.
А чтоб вой трубы
не беспокоил сердце,
я вам сказку расскажу сейчас...
Стихи Ксении Некрасовой своеобразны, они просты, как разговорная речь, в них почти нет рифм. Они основаны на глубокой мысли и ярком образе. Так звучали, по мнению их автора, былины, сказания, а также поэзия историческая, о трагедиях и победах народа. Стихи Ксении Некрасовой напоминают картины деревенского художника-самородка Ефима Васильевича Честнякова. Образы, созданные Ефимом Честняковым, находятся в кровном родстве с поэзией Ксении Некрасовой. А его босоногая пастушка, «Девушка, играющая на свирели», напоминает саму Ксюшу. Попробуйте найти источник света на картине. Нет ни солнца, ни луны, ни лампы. Свет идёт изнутри. Это духовный свет, который исходит из человека.



Ефим Честняков. Девушка, играющая на свирели.

В 1945 году художник Роберт Фальк , растапливая печку старыми журналами, наткнулся в журнале «Октябрь» на подборку стихов Ксении Некрасовой:

Я полоскала небо в речке
И на новой лыковой веревке
Развесила небо сушиться…

Эти строки так поразили Фалька и его жену, что они вместе стали искать автора. Вскоре Некрасова появилась на их пороге: «Здравствуйте»… Ксюша произносила это слово «певуче и особенно возвышенно; она несла в нем добро и радость этому дому…»

«…Среднего роста, складненькая, с маленькими ногами в детских чулочках в резинку, в подшитых валенках. На круглом лице с широко расставленными карими глазами блуждала детская, радостная, какая-то отрешённая улыбка. Ей было уже за 30, а она походила на деревенскую девчушку.

…Как-то Ксана пришла к нам в новом платье. Это Ляля Яхонтова сшила ей красное бумазейное платье, а Ксана нанизала себе бусы из фасоли. Вот в этом-то платье в 1950 году написал её Фальк». (Из воспоминаний жены Роберта Фалька Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой )

Роберт Фальк. Ксения Некрасова. 1950

« Ксана сидит на табуретке, сложив на коленях маленькие руки. Ножки в чёрных ботинках чуть выглядывают из-под подола. Карие глаза смотрят настороженно и задумчиво, чуть склонена голова к плечу… Фальк увидел её здесь очень русской, хотел вылепить её как бы из одного куска глины, как вятскую игрушку. Он удивительно верно передал здесь всё самое в ней очаровательное: её поэзию, её чистоту, хрупкость и в то же время что-то очень простодушное, здоровое, простое! Ксане сначала этот портрет не понравился. Видно, она представляла себя как-то совсем по-иному.

Почему он написал меня так запросто? Я ведь изысканная.

– Здесь ты очень похожа на твои стихи.

– На стихи? Да, это мысль!

И она ушла вполне утешенная. А после она очень любила, когда Фальк среди прочих работ показывал своим гостям и её портрет». (А. В. Щекин-Кротова)

Владимир Николаевич Попов

На старинном-старинном Арбате,
а быть может в Замоскворечье,
будет женщина в красном платье
в мастерской художника Фалька,
тихо руки сложив на коленях,
на простом табурете сидеть.
На огонь она будет смотреть…
Будет чайник зелёный урчать
и греметь очумевшею крышкой
на железной проржавленной печке.
Будет голубь топтаться на крыше
и заглядывать тайно в окно
золотым немигающим глазом.
Это было.
Но давным-давно.
Уже нету того человека,
что насмешливо смешивал краски
голубые – с зелёным и красным
на суровых нитках холстины.
Остаются стихи и картины.

18 января 1912 года, в сердцевине России, на Урале, в селе Ирбитские Вершины (ныне поселок Алтынай Сухоложского района Свердловской области) родилась поэт Ксения Александровна Некрасова.
Она прожила на свете сорок шесть лет, и до конца жизни её звали по имени: Ксения, Ксенечка, а чаще – Ксюша.

Имя Ксения имеет греческое происхождение, значение которого переводится как странница, чужая, чужеземная, иностранка, гостеприимная…

Говорят, что ее приемный отец был учителем, по другим сведениям – служил подьячим на Ирбитских ярмарках. Сама же Ксения писала, что он был горным инженером, ведь село, где она родилась, было необычным – шахтерским. Его жители добывали антрацит.

В раннем детстве Ксения долго болела, и глаза ей закрывали темной повязкой. Возможно, у малышки была "куриная слепота" - следствие острого авитаминоза. Лишенная возможности видеть, она слышала то, чего не слышали взрослые.
…Где-то скрипка тонко,
как биение крови,
без слов улетала с земли.
И падали в траву
со стуком яблоки.
И резко вскрикивали
птицы в полусне.

Когда девочку вынесли весной на улицу и сняли повязку, она открыла глаза и увидела небо. «Я не знала еще, что это небо. Огромный воздух, наполненный синевой, был… без единого звука… Голубое пространство, теплое и мягкое, прикоснулось ко мне своей поверхностью, и от этого прикосновения мне было очень хорошо и радостно… Так я впервые познакомилась с первым предметом на земле – небом…». Так открылось ее удивительное поэтическое зрение, свойственное лишь большим художникам.

Гражданская война рассеяла ее приёмную семью. Ксения рано ощутила сиротство.

Начальную школу Ксения закончила в Шадринске, где жила ее тетя, семилетку – в Ирбите. Учась в техникуме, заболела энцефалитом. Несколько лет не могла ни учиться, ни работать, зато сочиняла стихи и много читала.
В 1937 году стихи Ксении опубликовал журнал «Октябрь». Поэт Николай Асеев первым оценил ее талант, выделив поэтессу среди многих других. Асеев отметил непосредственность ее связи с окружающим, внимательный глаз, чуткое ухо - «то, чему не научишься из учебников»: «Некрасова - поэт, которого мы все ждали». Это был успех, которого удостаивался далеко не каждый дебютант, приехавший покорять столицу. (Ксении Некрасовой было тогда 25 лет)

Ксения поступила в Литературный институт в Москве. Но и здесь болезнь преследовала ее. Однокурсник Некрасовой поэт Николай Глазков вспоминал, что зимой после лекций Ксения не могла сама одеться и друзья помогали ей – «застегивали пуговицы, шарф повязывали и шли к памятнику Пушкину, где она читала стихи»:

О себе
Угодно было солнцу
и земле -
из желтых листьев
и росы
сверчка, поющего стихом,
на свет произвести.
Жить ей было не на что. Когда болезнь отпускала, Ксения шила кукол, а Глазков продавал их на базаре.

Судьба дала мне

в руки ремесло.

Я научилась

куклы делать на продажу...
В конце 1930-х годов Ксения встретила Сергея Высотского, работавшего горным инженером на одной из шахт Подмосковного угольного бассейна.

Родился сын Тарас.

И встретились двое вместе,

и легче обоим дышать,

и легче дорогу к счастью

средь множества троп искать.

Иль просто вечером тихим

в тёплой сиреневой мгле

сидеть где-нибудь на дороге

и руку держать в руке.

Ещё одно стихотворение Ксении Некрасовой о любви:

Когда стоишь ты рядом,
я богатею сердцем,
я делаюсь добрей
для всех людей на свете,
я вижу днём -
на небе синем - звёзды,
мне жаль ногой
коснуться листьев жёлтых,
я становлюсь, как воздух,
светлее и нарядней.
А ты стоишь и смотришь,
и я совсем не знаю:
ты любишь или нет.

Портрет Ксении Некрасовой работы Василия Александровича Миняева.

Миняев Василий Александрович (1907–1993)

Портрет был продан на Bonhams (аукционный дом) на Нью-Бонд-Стрит (в Лондоне) "русских торгах" в 2010 году.

Босоногая Ксения Некрасова, прислонившаяся к берёзке, изображена на фоне зеленеющих лугов и полей, пересекающих их дорог, голубой ленты реки, бирюзового неба… Русская красавица с косой, уложенной короной вокруг головы, и очарованным красотой мира взглядом медово-карих глаз: «Заря умыла ей лицо, Луною вытерто оно».

Плоть от плоти родной земли русской:

Я долго жить должна -
я часть Руси.
Ручьи сосновых смол -
в моей крови.

(Ксения Некрасова)

Информации о том, когда был создан этот портрет, не нашла. В ряде случаев в названии портрета к фамилии Некрасова добавлено Пейя: Ксения Пейя-Некрасова. В Индии Пей - это «святой, принадлежавший к группе 12 святых поэтов-подвижников альваров».

Думается, что это «Пейя» даёт ключик к тому, какой смысл художник вкладывал в созданный им образ. Василию Александровичу Миняеву важно было подчеркнуть и словесно, и с помощью художественных приёмов, что перед нами портрет большого русского поэта, поэта-подвижника.

Вопросов этот портрет у меня вызывает много. Когда был написан? Был ли знаком Василий Миняев с Ксенией Некрасовой? Где и когда они познакомились? Размеры полотна весьма внушительны: 184.94 X 113.97 см. Для чего предназначалась эта работа? В этом образе больше художественного обобщения или конкретики? Возможно, потому, что художника относят к поколению «внутренней эмиграции», написано о нём и его творчестве мало.
Если вы, читатели поста, располагаете информацией о портрете, о художнике Василии Миняеве, напишите мне.

Летом 1941-го персонал шахты, где работал муж Ксении, вместе с семьями был отправлен в эвакуацию. По дороге эшелон бомбили, Ксению контузило. Через несколько недель поезд прибыл в шахтерский городок Сулюкта, что находится на северных отрогах Туркестанского хребта.
Нищета, голод, непривычный климат, эпидемия малярии... Зимой умер Тарасик. (По другой версии ребёнка убило осколком снаряда во время бомбёжки поезда.) Тяжело заболел муж. Сама Ксения жила милостыней. «…Я не могла сидеть на месте и ходила из дома в дом, из квартиры в квартиру… Я ходила по шахтам в черном длиннейшем пальто, старом, подпоясанная веревкой, в шахтерских огромных чунях, привязанных шнурками, с палкой в руке, забывая и день и ночь, в полном равнодушии к собственному жилью. И люди давали мне кусочки хлеба или тарелку супа или каши»… В благодарность за еду или ночлег Ксения читала свои стихи. Возможно, и эти, написанные уже в Средней Азии:

Распустив за плечи сумерки кос,
к роднику за водой подошла
в красном платье киргизка
и, наполнив кувшин, ушла…
И запахло тончайшей свежестью
цветущих миндальных деревьев,
и от гор отделились тени
с голубыми лицами…

Осенью 1942 года она взяла котомку и отправилась искать русский храм. Как она сама потом рассказывала, чтобы умереть на его пороге и быть похороненной по православному обряду. Кто-то рассказал ей, что ближайший действующий русский храм находится в Ташкенте. Дорогу в двести километров она преодолела пешком.

Позднее Некрасова вспоминала: «Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и направлялись дальше, а я шла своей дорогой…»

Дервиш – нищенствующий монах, проповедник.

Н. А. Петрова. Портрет Ксении Некрасовой из книги: Ксения Некрасова. В деревянной сказке. Стихотворения/Сост., подготовка текста и послесловие И. И. Ростовцевой; Ил. Н. А. Петровой. - М.: Художественная литература, 1999. - 317, (1) с.

Женщина, с глазами грустной лани,
Здесь сидела на гранитном камне.
Детские картины вспоминала,
Строки разноцветные слагала.

Николай Красильников (Родился в 1948 г. в Ташкенте. Поэт, прозаик, переводчик.). « Ксения Некрасова в Дурмени ».

Лань – олень средней величины, отличающийся быстротой бега и изяществом.

Глаза лани – большие, продолговатые, чёрные или коричневые, чуть раскосые…

Портрет, созданный Н. А. Петровой, по-моему, достаточно условен. Художник передаёт не столько портретное сходство с оригиналом, сколько впечатление от личности. Слабая женщина с сильным характером, с «глазами грустной лани».

В Ташкенте Ксения встретила знаменитую Анну Андреевну Ахматову, поэта. Анна Андреевна приютила у себя странницу. До самой смерти Ксении Ахматова будет ее ангелом-хранителем. Благодаря ей Ксения получит писательский паёк, потом - квартиру (точнее комнату в квартире), в которой, правда, успеет прожить всего восемь дней. Строгая на похвалу Ахматова высоко оценила её талант: «За всю жизнь я встречала только двух женщин-поэтов: Марину Цветаеву и Ксению Некрасову». В 1944 году Ахматова проводила Ксению в Москву с рекомендацией для Союза писателей. Но в союз Некрасову не приняли, жить было негде. Она ночевала на вокзалах или просто где-нибудь на скамейке.

В 1945 году судьба свела Ксению Некрасову с супругами Фальк. Ксения часто бывала в этом доме. Помимо портрета живописного известно около двух десятков графических портретов Некрасовой - набросков, рисунков, этюдов, выполненных Фальком в 40-е-50-е годы. Они разные, но все очень живые. « Это лицо увлекало художника своей изменчивостью, подвижностью проявляемых эмоций, будто поэзия, проступавшая сквозь человеческие черты, высвечивала их каждый раз иначе, по-другому»…(Лариса Алексеева. «Утреннее» лицо Ксении Некрасовой)

Не правда ли, интересно? Один и тот же человек, а какие разные лица… То старуха, то красотка. А модель-то одна.

Роберт Фальк. Ксения Некрасова

Во время сеансов она всегда читала свои стихи, а иногда сочиняла их тут же, в мастерской, лежа на тахте. "Сначала она что-то бормотала, как во сне, - пишет А. В. Щекин-Кротова, - а потом громко, дирижируя пальчиком, повторяла две-три строчки и кричала мне: "Запиши, запиши, а то забуду!".
Сам Роберт Фальк с восторгом отзывался о "зрительных находках" Некрасовой, которые будто просились на холст:

Это не небо,
а ткань,
привязанная к стволам,
голубая парча
с золотыми пчелами
и россыпью звезд
на древесных сучках.

Роберт Фальк. Портрет Ксении Некрасовой

Фальку удалось запечатлеть и трогательную ранимость Ксюши, и скрываемую неувернность…

«Ксения не была яркой красавицей, но её простое лицо по мере приближения раскрывалось, как бутон прекрасного цветка»… (Поэт Аркадий Валерьевич Застырец)

В семье Фалька ее любили. И Ксения любила бывать в этом доме:…Люблю в пристанище я это заходить,
под крышей этой
забываю я
и горести, и странности мои.
Сходились юноши сюда
с неуспокоенной душою,
седые женщины
с девичьими глазами
и убеленные снегами
художники…

«Она, - говорила Ангелина Васильевна Щекин-Кротова, - осознавала своё значение поэта, держалась порою прямо-таки величественно. И в то же время она казалась порой совершенным ребёнком, наивным, непосредственным. Она была легко ранима, её можно было невзначай обидеть, огорчить, но так же легко она утешалась и осушала слёзы. Любому, самому незамысловатому подарку она радовалась, хохотала, хлопала в ладоши.

Ей очень хотелось иметь какие-то украшения, кольцо или брошь. Я ей посоветовала сочинить драгоценности в стихах. Так родилось прелестное стихотворение «Кольцо»».

Кольцо Я очень хотела
иметь кольцо,
но мало на перстень металла,
тогда я бураны,
снега и метель
решила расплавить
в весенний ручей
и выковать обруч кольца из ручья,-
кусок бирюзовой
московской весны
я вставила камнем в кольцо.
В нём синее небо
и дно голубое,
от мраморных зданий
туманы скользят.
Огни светофора
цветными лучами
прорезали площадь
в глубинные грани,
и ветви деревьев
от множества галок,
как пальмы резные,
средь сквера стоят.
Спаяла кольцо я,
надела я перстень,
надела, а снять не хочу.

« Да что драгоценности! У Ксении даже самых необходимых вещей не было. Жила она, как птица небесная, - то в углу дворницкой в Союзе писателей, то в избе бабки-колхозницы. Одно время она обитала в посёлке Болшево. В Болшево жил знакомый Роберта Рафаиловича – Сергей Николаевич Дурылин (историк литературы, искусства, театральный критик, поэт, беллетрист). И как-то Фальк, навещая его, зашёл и к Некрасовой. Вот что он рассказал: «Изба, совсем маленькая, в два окошечка. На стук в дверь вышла хозяйка, старушка. «Ксюши дома нет. С утра в Москву уехала. Да Вы заходите! Она в горнице, а я на кухне. Так и живём». «Горница» представляла собой часть избы, отгороженной от кухни дощатой перегородкой. У окошка – чисто выскобленный стол, на нём папка, пузырёк с чернилами, глиняная плошка. В ней две варёных картофелины «в мундирах». На листочке бумаги возле – горсть серой соли, деревянная ложка, кухонный нож. На широкой лавке свёрнутый войлочек, тощая подушечка в ситцевой наволочке. На гвоздике у двери висит одно пальтишко. И очень чисто, ни соринки». (А. В. Щекин-Кротова)

Ксения любила приходить к Фальку «не только, чтобы отдохнуть, перекусить, чем бог послал, но и побывать в обществе людей, близких ей по духу. И, конечно, ей очень хотелось в этом обществе почитать стихи. Что она неукоснительно и делала, упрашивать её не приходилось. Наоборот, вначале она внимательно смотрела картины, делала меткие замечания, но потом она быстро уставала и всё порывалась опять читать свои стихи… Отдохнув душой и телом, Ксения отправлялась бродить по улицам Москвы »… (А. В. Щекин-Кротова)

Судьба Ксении Некрасовой потрясла художника Илью Сергеевича Глазунова .

Илья Глазунов. Портрет Ксении Некрасовой. 1956

Портрет беспощадный, немилосердный. Но за будничной неприметностью обнаруживается характер сильный, целеустремлённый. Лицо таит такую страстность и напряжённость, что безошибочно угадываешь натуру цельную и глубокую.

Степан Щипачёв , издавший первую книгу Ксении Некрасовой «Ночь на баштане», говорил, что её отличали не странности, а «непохожесть, необычность», что «в характере у Ксении была обострённая совестливость и детская доверчивость… Некрасова писала свободным стихом, без рифм, без строгого размера… В её строках особая, неповторимая музыка, и изображение она может доводить почти до зримой скульптурности . Прошла Ксения по своей недолгой жизни с удивлёнными глазами, влюблённая в красоту»…

Михаил Светлов полагал, что нет у Ксении Некрасовой «ни одного стихотворения, в котором читателю не явилось бы что-то необыкновенно светлое и чистое».

Как-то известный поэт Борис Слуцкий встретил Ксению, она шла по шумной московской улице. Зная ее неустроенность, он предложил ей зайти в ресторан, пообедать. ….- Я сыта, - ответила Ксения, - купи мне лучше синие цветы.

Борис Слуцкий

…Я был майор и пачку тридцаток

Истратить ради встречи готов,

Ради прожитых рядом тридцатых

Тощих студенческих наших годов.

Но я обедала, сказала Ксеня.-

Не помню что, но я сыта.

Купи мне лучше цветы

Люблю смотреть на эти цвета.

Ирина Власова . Портрет Ксении Некрасовой. Карандаш, акварель. 2014

Ирина Власова – промышленный дизайнер, закончила УрГАХУ, член союза художников России.

Лицо немолодой женщины, в котором живёт что-то детское. Усталый, горький, но не погасший взгляд. Глаза человека, открытого людям, миру, красоте… Великий французский скульптор Антуан Бурдель сказал: «Портрет – это всегда двойной образ: образ художника и образ модели». Ирина Власова – художник чуткий, способный к сопереживанию, к соучастию…

«Она (Ксения Некрасова) была невысокая, плотная, ширококостая, с круглым, слегка скуластым лицом, с широко расставленными серыми, по-моему, глазами, смотрящими на мир с огромным жадным интересом… И всё её лицо было озарено живым и прелестным изумлением, радостью узнавания и познания мира, интересом ко всему сущему, интересом трепетным и добрым, искренним, неподдельным, бесконечно доверчивым. Она словно видела окружающий мир только лучезарным и прекрасным и не ждала от него никакого подвоха, никакого предательства, только радость и доброту». ( Маргарита Алигер )

Ксения любила живопись, как писала сама, строила свои стихотворения "по законам картин" и признавалась, что думает цветами. Но почему-то именно синий – первый цвет, который увидела она в своей жизни, навсегда стал для нее синонимом боли и страданий. Мрачные мысли она называла « синими мыслями . Она всячески старалась, чтобы в ее творчестве не было места «синим стихам».

Ксения, как и многие в то время, часто ходила на рынок – продать что-то из своих поделок, обменять какую-то вещицу на продукты или просто приткнуться где-то в уголке и посмотреть на людей. Ксения очень любила смотреть на лица прохожих. Она читала лица, как дети читают любимые книги. Иногда перед ней разворачивалась житейская сценка, и она тут же запечатлевала ее в стихах. Вот мальчишка пришел продавать скворчонка – ну кто его купит? Конечно, никому птенец не нужен, но мальчишке, может, хоть чья-то ласка перепадет или краюшка хлеба. И вот народ собрался вокруг птенца скворчиного и птенца человеческого.

…Мальчишка достал
из корзинки скворца.
Птица округлое сизое веко
содвинула вверх.
Таинственны птичьи глаза
как неоткрытые законы.
Комочки пуховой жизни
умиляют детей и взрослых,
даже бродяга
шабалками рук
тянется из толпы,
стараясь коснуться
взъерошенных перьев.
Значит, есть у людей добро.

Знаете, какой у нее один из любимых образов ?
...Вскинешь к солнцу ладонь,

а в ладони - душа.

Не душа, а любовь!
А что она больше всего любила ?
...Давай присядем здесь

В тени листвы –

как лучшие стихи…

(Из стихотворения "Улица")

В 1947 году стихи Ксении напечатал Константин Михайлович Симонов в «Новом мире», но вскоре ее перестали печатать. Жить стало совсем нечем. Когда она была одна, то как-то справлялась, но в 1951 году у Ксении родился сын Кирилл .
Ей посоветовали написать письмо А.Н.Поскребышеву , заведующему секретариатом Сталина: «…Меня перестали печатать, объясняя свой отказ тем, что стихи, написанные белым стихом, будут непонятны массам… Я бьюсь головой о стенку и никак не могу пробить…»

Писала Ксения Некрасова и Сталину, но ответа не получила.
Из записки Симонову : «Константин Михайлович, я гибну, одной не выбраться, помогите мне, пожалуйста…»

Только в декабре 1955 года вышла в свет первая книга Некрасовой – тоненький сборник «Ночь на баштане». В нем было всего одиннадцать стихотворений. Ксения посвятила книжку сыну Кирюшеньке.
А Кирилл, пока его мама обивала пороги, жил в детском доме. Наконец Некрасовой удалось получить комнату в коммунальной квартире. Но пожить с сыном в обретенном жилье не успела – 16 февраля 1958 года Ксения Александровна Некрасова умерла от инфаркта. Случилось это в подъезде, на лестнице. Дверь в свою комнату она оставила открытой.

Бездомная, она оставила нам свой дом. Он – в ее стихах. Заходите в Ксенину книжку, и будет вам хорошо. И будет у вас дом.

Вы, читатель, право, не стесняйтесь,

чувствуйте себя как дома.

С вашей стороны чудесно,

что в такой метельный вечер

навестить зашли...

Проходите и садитесь к печке.

А чтоб вой трубы

не беспокоил сердце,

я вам сказку расскажу сейчас...

Стихи Ксении Некрасовой своеобразны, они просты, как разговорная речь, в них почти нет рифм. Они основаны на глубокой мысли и ярком образе. Так звучали, по мнению их автора, былины, сказания, а также поэзия историческая, о трагедиях и победах народа . Стихи Ксении Некрасовой напоминают картины деревенского художника-самородка Ефима Васильевича Честнякова . Образы, созданные Ефимом Честняковым, находятся в кровном родстве с поэзией Ксении Некрасовой. А его босоногая пастушка, «Девушка, играющая на свирели», напоминает саму Ксюшу. Попробуйте найти источник света на картине. Нет ни солнца, ни луны, ни лампы. Свет идёт изнутри. Это духовный свет, который исходит из человека.

Ефим Честняков. Девушка, играющая на свирели

Литература:

Ксения Некрасова. На нашем белом свете. Стихотворения. Стихи, наброски, воспоминания современников / Серия б-ка поэзии Каменного пояса. – Екатеринбург;

Ксения Некрасова. Мои стихи. Составитель Л. Е. Рубинштейн. М, Советская Россия, 1976;

Алексеева Л. «Утреннее» лицо Ксении Некрасовой

Бек, Т. Ксюша, или «Как уместить на четвертушке небо» // Арион. – 1998. – № 4:

Вестник Уральского отделения РАН. 2012, № 1(39);

Коробкова Евгения. Знамя, 2012, № 1. Ксения Некрасова: « …Опечатала печатью слез я божий дар из вышних слов»;

Коробкова Евгения. «Я всё оставила для слова…». К 100-летию Ксении Некрасовой.

Ростовцева И. Воображение сердца. По­слесловие / И. Ростовцева // Некрасова К. В деревянной сказке. М. : Худож. лит., 1999. С. 268–310:

Успенский А.М. Живописная система Роберта Фалька: формирование и эволюция: дис. … канд. искусствоведения: 17.00.04 / Успенский Антон Михайлович; [С.-Петерб. гос. акад. ин-т живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина Рос. акад. наук]. – СПб., 2002. – 128 с.;

Шеваров Дмитрий Геннадьевич. Наши духовные ценности. Литература в школе, 2012, № 12…;

Щекин-Кротова А.В. Люди и образы. Биографии и легенды: из цикла «Модели Фалька» // Панорама искусств. – М., 1985. – Вып. 8. – С. 194–227;

1. Некрасова К. А. Ночь на баштане: Стихи. - М.: Советский писатель, 1955. - 35 с. - 5000 экз.;

2. Некрасова К. А. А земля наша прекрасна!: Стихи. - М.: Советский писатель, 1958. - 50 с. - 10 000 экз.;

3. Некрасова К. А. Мои стихи / Сост. Л. Е. Рубинштейн. - М.: Советская Россия, 1976. - 176 с. - 25 000 экз.;

4. Некрасова К. А. Судьба: Книга стихотворений / Сост. Л. Е. Рубинштейна. Иллюстрации М. Дорохова. Портрет Ксении Некрасовой работы Р. Фалька. - М.: Современник, 1981. - 143 с.;

5. Некрасова К. А. Я часть Руси. Стихи. - Челябинск: ЮУКИ, 1986. - 64 с. - 5000 экз.

6. : Ксения Некрасова. В деревянной сказке. Стихотворения/Сост., подготовка текста и послесловие И. И. Ростовцевой; Ил. Н. А. Петровой. - М.: Художественная литература, 1999. - 317, (1) с.;

7. Некрасова К. А. На нашем белом свете. Стихи, наброски, воспоминания современников / Серия б-ка поэзии Каменного пояса. - Екатеринбург: БКИ, 2002. - 334 с.;

8. Ксения Некрасова. Сборник стихов. – Кинешма, 2003. – 15 экз. Книга выполнена вручную, иллюстрирована работами художника Виктора Шлюндина.

, городской округ Сухой Лог , Свердловская область)

Ксе́ния Алекса́ндровна Некра́сова (18 января - 17 февраля ) - русский, советский поэт .

Биография

Ксения Некрасова родилась в селе Ирбитские Вершины Пермской губернии (ныне - посёлок городского типа Алтынай Сухоложского района Свердловской области). В автобиографии писала: «Родителей своих не помню. Взята была из приюта семьёй учителя на воспитание».

Окончив семилетку, поступает в Ирбитский педагогический техникум. Но проучилась в нём Ксения только 2 месяца, так как техникум закрыли. В августе 1930 года поступила на отделение политпросветработы агропедтехникума Шадринска . Потом была культработником на Уральском заводе тяжёлого машиностроения. В 1935 году Свердловский обком комсомола направил Ксению Некрасову в Москву на учёбу.

В 1943 году в Ташкенте Ксения знакомится с Анной Ахматовой . Строгая на похвалу Ахматова высоко оценила её талант «За всю жизнь я встречала только двух женщин-поэтов. Марину Цветаеву и Ксению Некрасову». Благодаря ей Ксения получала писательский паек. В 1944 году Ахматова дала К. А. Некрасовой рекомендацию для вступления в Союз советских писателей. Но в Союз писателей Некрасову не приняли. .

В 1955 году в Москве в издательстве «Советский писатель» вышел сборник стихов Некрасовой «Ночь на баштане».

Умерла 17 февраля 1958 года в Москве от инфаркта. Урна с прахом захоронена в колумбарии Донского кладбища . Через месяц после смерти поэтессы вышел её сборник «А земля наша прекрасна!». Через два года «Советский писатель» выпустил сборник вторично, значительно расширив его содержание.

Издания

• Ночь на баштане: Стихи. - М .: Советский писатель, 1955. - 35 с. - 5000 экз.
• А земля наша прекрасна!: Стихи. - М.: Сов. писатель, 1958. - 50 с. - 10 000 экз.
  • Изд. 2-е, дополненное. - М.: Сов. писатель, 1960. - 98 с. - 5000 экз.
• Стихи / Сост. Л. Е. Рубинштейн. - М.: Сов. писатель, 1973. - 160 с. - 17 000 экз.
• Мои стихи / Сост. Л. Е. Рубинштейн. - М.: Сов. Россия, 1976. - 176 с. - 25 000 экз.
• Судьба: Кн. стихов / [Авт. предисл. Л. Рубинштейн; Худож. М. Дорохов]. - М.: Современник, 1981. - 143 с.
• Я часть Руси: Стихи / [Послесл. В. П. Тимофеева]. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1986. - 63, с. - 5000 экз.
• Ксения Некрасова: Сб. - М.: Слово, 1995. - 103 с. - (Самые мои стихи).
• В деревянной сказке: Стихотворения / [Сост., подгот. текста и послесл. И. И. Ростовцевой; Ил. Н. А. Петровой]. - М.: Худ. лит., 1999. - 317, с.
• На нашем белом свете: Стихи, наброски, воспоминания современников. - Екатеринбург: Банк культур. информ., 2002. - 334, с. - (Библиотека поэзии Каменного пояса).

О ней

• Ксения Александровна Некрасова (1912-1958): библиографический указатель / [Сост. О. В. Малахова; Вступ. ст. В. М. Платоненко]. - Шадринск: Исеть, 2004. - 45 с. - (Центр. б-ка им. А. Н. Зырянова, методико-аналит. отд.).
• Бухарова И. Г. Странница: о судьбе и поэзии Ксении Некрасовой. - Иркутск: Иркутский государственный университет, 2006. - 148 с.

Антологии

• Некрасова К. // Антология русской советской поэзии. 1917-1957. - Т. 2. - М ., 1957. - С.
• Некрасова К. // Русская советская поэзия Урала: Антология. - Свердловск, 1983. - С. 123-126.
• Некрасова К. // Русская поэзия. ХХ век: Антология / Под ред. В. А. Кострова. - М .: Олма-Пресс, 2001. - С. 414-416.

См. также

Напишите отзыв о статье "Некрасова, Ксения Александровна"

Литература

• Мартынов Л. Царская дочь / Дар будущему: Стихи и воспоминания. - М .: Вече, 2008. - С. 534-541. Доступно в
• Мацуев Н. Русские советские писатели 1917-1967: Материалы для биографического словаря. - М ., 1981. - С. 156.
• Рубинштейн Л. Е. Ксения Некрасова и её стихи // Некрасова К. Стихи. - М .: Советский писатель, 1973. - С. 3-6.
• Рубинштейн Л. Е. Об авторе // Некрасова К. Мои стихи. - М .: Советская Россия, 1976. - С. 5-7.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Некрасова, Ксения Александровна

Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j"ai deja expedie le mien. J"ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l"humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.

Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c"est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C"est Marieie qui s"exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]