Какие территории имеют право на самоопределение? Самоопределение народов. Право наций на самоопределение Право народов и наций на самоопределение


Здание ООН в Женеве. Фото: из свободных источников

Виген Кочарян
заведующий кафедрой европейского и международного права ЕГУ
Гагра, 3 Января 2010 года

Вопрос о самоопределении народов (как международно-правовая проблема) сам по себе довольно дискуссионный. Однако учитывая, что эта проблематика весьма актуальна и представляет интерес не только в контексте урегулирования отдельных конфликтов, но и в общем концептуальном понимании современного международного правопорядка, полагаем полезным осветить основные подходы к ключевым вопросам самоопределения народов в современном международном праве.

Право на самоопределение в настоящее время окончательно утвердилось в качестве основного принципа международного права. И если относительно общего содержания этого принципа прослеживается известная определенность в правовых актах и в доктринальных источниках, то в отношении более узкого вопроса о субъекте права на самоопределение то же самое сказать нельзя. Ни в Уставе ООН, ни в Декларации о принципах международного права 1970 года, ни в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1 августа 1975 года, ни в других документах, в которых говорится о праве на самоопределение, не раскрывается понятие «народа», за которым и закреплено это право. А между тем, как отмечал один из авторов, достаточно скептически относившийся к праву на самоопределение, «оно на первый взгляд кажется разумным: пусть решают народы. Но в действительности это нелепо, потому, что народ не может решать, пока кто-то не решит, кто есть народ». Поэтому уяснение вопроса о том, что понимается в международном праве под термином «народ», имеет решающее значение для определения того, имеют ли меньшинства право на самоопределение.

Прежде всего, надо отметить, что на сегодня в доктрине установилось согласие относительно того, являются ли субъектами права на самоопределение нации и народы. Господствующий подход состоит в том, что этим правом обладают и нации, и народы. П. Торнбери, отмечая, что в Уставе ООН право на самоопределение закреплено за «народами», а в этом документе также используются понятия «нация» и «государства», указывает на то, что вопрос о значении термина «народ» был предметом дискуссии на конференции в Сан-Франциско и приводит разъяснение ее Секретариата по этому вопросу: «народы» обозначают группы людей, которые могут составлять (или не составлять) государство или нацию.

Это пояснение Секретариата придает термину «народы» наиболее широкое значение, отмечает другой автор — А. Риго Сареда. Оно может охватывать государства, нации и любую группу людей, которые могут основать государство, являться нацией или же просто составлять устойчивую общность. Поэтому самоопределение обращено как к народам, так и к нациям и государствам. То есть, понятие «народ» настолько широко, что оно включает понятие «нация» — отмечает другой исследователь, Г.Б. Старушенко, и приходит к выводу что: «…Задача определения субъекта права на самоопределение, следовательно, сводится к определению понятия «народ»».

С трактовкой понятия народа, данной при подготовке Устава ООН, перекликается и определение, предложенное Гросс Эспиелем, согласно которому народом является «любая отдельная человеческая общность, объединенная самосознанием и желанием образовать общность, способную действовать в интересах общего будущего».

В том же русле лежат и более ранние попытки определения субъекта права на самоопределение. Так, в труде Л. Оппенгейма, где встречаемся с соответствующим тому времени термином «принцип национальности», отмечается, что «собственным государством, в котором оно могло бы жить согласно своим собственным идеалам и создавать национальную цивилизацию» имеет право обладать «общество, состоящее из многих лиц, связанных между собой общностью происхождения, языка, интересов». Наряду с подобными и, надо отметить, довольно общими формулировками, в литературе встречаются и попытки определения понятия народ, основанные на конкретных признаках. Так, по мнению О. Журека, «наибольшего внимания заслуживает определение, рекомендованное Международной комиссией юристов в связи с рассмотрением событий в Восточном Пакистане: общность истории, расовые и этнические, культурные и языковые, религиозные и идеологические связи, общее географическое местоположение, общая численность данного образования».

Другой подобной попыткой выработки определения понятия народ является специальный доклад, выполненный в рамках ЮНЕСКО, посвященный этому вопросу, в котором говорится, что «народ» есть:

1. Группа людей, которая обладает некоторыми или всеми характеристиками:
а) общими историческими традициями,
b) расовой или этнической общностью,
c) культурной однородностью,
d) языковой общностью,
e) территориальными связями,
g) общей экономической жизнью.

2. Группа может не иметь значительную численность (например — население микро-государств), но должна представлять из себя нечто большее, чем простое объединение индивидов.

3. Группа, как таковая, должна стремиться, чтобы ее считали народом, и должна иметь самосознание народа, хотя, обладая указанными выше характеристиками, группа или члены группы могут и не иметь такого желания и самосознания.

4. Группа должна иметь учреждения, а также другие средства для проявления своих характеристик и своего стремления к общности.

Хотелось бы особо выделить из представленных признаков «наличие территориальных связей». Возможно, именно территориальный аспект вопроса является необходимой составляющей понятия народа. То есть важным является наличие у группы общей территории, с одной стороны, и историческая принадлежность самой общности к ней, с другой. «Без общей территории самоопределение невозможно», и это является самодостаточной очевидностью.

Другим, не менее важным моментом в понимании термина «народ», тесно связанным с вопросом о территории, является то, что под субъектом самоопределения подразумевается не какое-то количество или сумма индивидов на определенной территории, а их устойчивая общность с едиными характеристиками. Р.А. Мюллерсон в связи с этим пишет, что

При самоопределении речь идет именно о народе, а не о населении. Даже если, скажем, в Октябрьском районе г. Москвы больше жителей, чем в Нагорном Карабахе, право на самоопределение имеет народ Нагорного Карабаха, а не лица, имеющие постоянную прописку в столичном районе. В основе народа как субъекта самоопределения лежит чаще всего нация или иная этническая общность, с которой идентифицируется данная территория».

Взаимосвязь между указанными аспектами понятия «народ» довольно точно выразил А.Е. Козлов, который писал:

Понимание субъекта самоопределения как этнической общности — это, пожалуй, единственный подход, при котором право на самоопределение хоть в какой-то степени наполняется реальным содержанием: ведь как бы ни были условны этнические границы, они все же имеют более объективный (стабильный) характер, чем, скажем, границы административные.

В целом все существующие формулировки субъекта самоопределения дают нам общее, но вполне определенное представление о том, что подразумевается в международно-правовых актах под термином «народ». Известно, что право на самоопределение имеет две стороны: внешнюю, в силу которой народ может свободно определить свой статус и формы отношений с другими народами, что подразумевает его право на создание собственного государства, право на объединение или слияние с другим государством, и внутреннюю, которая предполагает право на свободное определение путей своего политического и социально-экономического развития. Единство этих двух аспектов и составляет содержание права на самоопределение и существо национального суверенитета.

Внешняя сторона права на самоопределение предполагает за народом право на объединение или слияние с суверенным независимым государством. И если такое объединение или слияние произошло, то это может привести к образованию в этом государстве национального меньшинства. То есть среди следствий такой формы самоопределения часто может быть возникновение национального меньшинства, трансформация «народа» в меньшинство. Закономерен вопрос: а теряет ли в связи с этим народ, ставший национальным меньшинством, право на самоопределение? По нашему мнению, не теряет. Необходимо отметить, что такая позиция исходит из содержания и сути права на самоопределение и разделяется многими авторами. Например, Ю.Г. Барсегов пишет:

Независимо от того, каким образом был поставлен данный народ под власть государства — насилием или добровольно, он продолжает оставаться субъектом самоопределения. Неотъемлемость и непогашаемость права народа на самоопределение связаны с самой сутью этого права, с его характером, содержанием и правовой природой. Субъектом и дестинатором этого права является народ. Оно существует вместе с народом и, следовательно, независимо от существования того или иного государства. Последнее может появиться и исчезнуть, но народ всегда будет носителем права на самоопределение.

Этот подход находит свое прямое воплощение в соответствующих международно-правовых актах. Например, Декларация о принципах международного права 1970 года однозначно характеризует самоопределение как «неотъемлемое» право народа, а Заключительный акт Совещания в Хельсинки недвусмысленно указывает, что это право принадлежит народам «всегда». Кроме того, правильность вывода о неотъемлемости и непогашаемости права на самоопределение подтверждается и рассмотрением его внутреннего аспекта. В связи с этим было бы абсурдным утверждать, что народ или нация, однажды определив свой политический или социально-экономический строй, не имеют право его изменять.

Другим аргументом в пользу высказываемой точки зрения является и то, что право на самоопределение закреплено за «всеми» народами. Причем, как указывает большинство авторов, оно принадлежит народам как обладающим государственностью, так и лишенным её. Отрицать это — значит сводить самоопределение к колониальным ситуациям, в то время как международная практика последнего времени полна примерами как раз «неколониального» самоопределения. Международное право признает право на самоопределение именно за «всеми» народами. Хорошей иллюстрацией этого факта может, видимо, служить история с индийской оговоркой относительно ст.1 Международных Пактов о правах человека, в которых закреплено право всех народов на самоопределение, и реакцией мирового сообщества на эту оговорку.

Правительство Индии при ратификации Пактов заявило, что в ст.1

Слова «право на самоопределение» относятся только к народам, находящимся под иноземным господством и не относятся к суверенным независимым государствам или к части народа или нации, что является сутью национальной целостности.

Однако такая трактовка права на самоопределение не была воспринята и поддержана, более того, против такого подхода были высказаны серьезные возражения. К примеру, Нидерланды заявили, что:

Право на самоопределение в Пактах выражено как относящееся ко всем народам. Это следует не только из текста ст.1 Пактов, но также из наиболее авторитетного толкования этого права, содержащегося в Декларации о принципах международного права. Всякие попытки ограничить это право или же обуславливать его, не предусмотрены международными документами и могут подорвать саму идею самоопределения и ослабить его универсальное значение.

Решительные возражения против индийской позиции высказала Франция. Она, в частности, заявила, что индийская оговорка неприемлема, так как «ставит условия, не предусмотренные Уставом ООН для осуществления права на самоопределение» . Недвусмысленно высказалась по этому поводу и Федеративная Республика Германия, которая заявила, что:

право на самоопределение, как оно выражено в Уставе ООН и как воплощено в Пактах, относится ко всем народам, а не только к тем, которые находятся под иноземным господством. Поэтому все народы имеют неотъемлемое право свободно определять свой политический статус и свободно определять свое экономическое, социальное и культурное развитие, Федеральное правительство не может считать имеющей силу любую интерпретацию права на самоопределение, которая находится в противоречии с ясным текстом соответствующей статьи. Более того, оно считает, что любые ограничения ее принадлежности всем народам несовместимы с предметом и целями Пактов о правах человека.

Если же право на самоопределение относится не только к «колониальным ситуациям», не только к народам, «находящимся под иноземным господством», а ко всем народам, без всяких «ограничений и условий», в том числе и народам, находящимся в составе «суверенных независимых государств», то необходимо признать, что это право может относиться и к народам, образующим в рамках отдельного государства национальное меньшинство.

Другим важным моментом для понимания соотносимости права на самоопределение к народам, находящимся на положении меньшинства, является то, что международное право признает это право именно за народами. Появившиеся в последнее время попытки приписать это право лишь народам, «имеющим конституционно признанный статус», или же так называемым «конститутивным единицам», то есть определенным государственным или автономным образованиям внутри государства, учитывая вышеизложенное, представляются лишенными правовой основы. Ни в одном правовом акте нельзя найти подтверждения такой позиции, напротив, везде говорится именно о народах, и ни о чём ином.

Если же считать версию о «конститутивных единицах» — эксклюзивных субъектах самоопределения в государстве попыткой вклада в прогрессивное развитие международного права, то нельзя сказать, что она достаточно удачна, ибо самым первым и наиболее вероятным следствием такого новшества будет стремление государств упразднить эти «единицы», благо действующее международное конвенционное право не содержит никаких положений, препятствующих этому.

Затрагиваемый вопрос имеет и иные аспекты, тесно связанные с соблюдением прав народов, в свете которых теория о «конститутивных единицах» не просто необоснованна, но и вредна и опасна, ибо таит в себе угрозу международному миру и безопасности. Конфликты на территориях бывшей Югославии и СССР, на наш взгляд, являются следствием именно такого подхода к самоопределению, когда его исключительными субъектами считались только бывшие союзные республики в составе этих федеративных государств. Последние самоопределялись в границах, бывших до этого административными и часто произвольными, не считаясь с мнением народов, которые жили на своей исторической территории в пределах этих границ. Можно, видимо, констатировать, что это явилось применением принципа uti possidentis, который был принят за основу в процессе деколонизации в Латинской Америке и Африке, где «нации явились продуктом существующего государства, а не наоборот», но который выглядит анахронизмом и явной несправедливостью в Европе конца ХХ века.

Как однажды выразительно высказался один из членов Международного Суда, «именно народ должен определять судьбу территории, а не территория — судьбу народа», поэтому не совсем ясной и с моральной и с правовой точек зрения представляется позиция, согласно которой право на самоопределение должно признаваться только за так называемым «титульным» народом «конститутивной единицы» и должно быть отказано в этом праве другому коренному, который в рамках этой «единицы» составляет меньшинство. Такой подход создает впечатление «двойного стандарта», когда, перефразируя Оруэлла, можно сказать, что все народы равны, но некоторые еще равнее.

Подобный подход сомнителен не только морально, но и с точки зрения прагматизма. Ведь главной причиной современных конфликтов, например, в Югославии, является не сама реализация права на самоопределение, а та избирательность, с которой международное сообщество подошло к признанию этого права за одними и отрицанием за другими. Так, созданная Европейским Сообществом специальная комиссия для выработки рекомендаций о критериях признания вновь образованных государств сформулировала и заключение, касающееся самоопределения сербского населения Хорватии и Боснии-Герцоговины, в котором говорилось:

1) право на самоопределение сербов вне Сербии ограничено защитой их международно-признанных прав человека, включая и права как членов меньшинств; и 2) бывшие административные границы должны быть защищены международным правом и могут изменяться только при взаимном согласии.

Думается, нет необходимости обращаться к трагическим, причем для всех народов бывшей Югославии, последствиям такого проявленного подхода. Они хорошо известны. Действительно принципиальный подход, основанный на действующем праве, по нашему мнению, заключался бы в том, что если при разрешении определенной ситуации за основу берется принцип самоопределения, то при этом необходимо проявлять последовательность и признавать право за всеми народами, которых касается эта ситуация, самим определять свою судьбу.

Примером стремления к такой последовательности может служить Закон СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», который при всех своих недостатках содержал весьма справедливое и демократичное положение о том, что при самоопределении союзной республики в сторону отделения такое же право имеют и народы автономных образований и даже просто инонациональное население в «местах компактного проживания». Хотя политические мотивы внесения такой нормы в Закон хорошо известны, это никоим образом не умаляет ее принципиальный характер и соответствие принципу самоопределения. Возможно, реализация этого положения на практике позволила бы избежать возникновения вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе, а также в некоторых других регионах бывшего СССР. Права народа не должны зависеть от его численности, и народы, находящиеся в меньшинстве в границах самоопределяющейся территории, не являются простым демографическим придатком этой территории, а имеют такое же право определять свое будущее, как и другая, большая соседняя общность.

На наш взгляд, именно такой подход содержит справедливый и единственно возможный механизм последовательной реализации права на самоопределение, обеспечивающий подлинное, говоря языком Устава ООН, «равноправие больших и малых наций» и устраняющий конфликтогенный фактор неопределенности, возникающий при отделении и образовании нового государства. Другими, не совсем соответствующими праву, интерпретациями принципа самоопределения нам представляются также утверждения о том, что его субъектом может быть только все население государства. Однако, как нам представляется, такое мнение может быть верным только в ситуации, когда государство в национальном отношении гомогенно, этнически однородно. В других случаях такой подход может не соответствовать духу и букве международного права. Чтобы убедиться в этом, достаточно указать на то, что, если бы такой подход соответствовал праву, то во всех соответствующих международно-правовых инструментах, по крайней мере, в их англоязычных версиях, право на самоопределение было бы закреплено за нациями (nations),под которыми в западной традиции и понимается «всё население государства», а не за народами (peoples),что мы наблюдаем во всех документах.

Если взглянуть на самоопределение в исторической ретроспективе, то можно заметить, что он возник и развивался именно как право национальных общностей — отдельных народов, живущих на территории существующих государств. Так, К. Партш отмечает, что в то время термин «право на самоопределение» относился к следующим случаям:

к «народам», целиком составляющим меньшинство (или даже большинство) внутри государства, управляемого другим «народом» (как, например, ирландцы перед 1919 г. и монголы перед 1911/1921 гг.);

к «народам», являющимся меньшинством в более чем в одной стране и не имеющими собственной государственности (как, например, поляки в России, Австрии и Германии перед 1919 г.);

к «народам», являющимся меньшинством в одной стране, но считающими себя частью народа соседнего государства (как, например, мексиканцы в Калифорнии и венгры в Румынии);

к «народам» или «нациям», разделенным в результате внешнего вмешательства на несколько государств (как, например, немцы, жившие в ХIХ веке в нескольких государствах);

к «народам», являющимся большинством (или меньшинством) на территории, имеющей специальный статус под иностранным господством (главный пример — колонии)».

Как видим, исторически право на самоопределение зародилось и воспринималось, прежде всего, как право национальных общностей — части населения существующего государства, в свете чего утверждения о том, что субъектом этого права может являться только все население страны, кажутся далеко не бесспорными.

В пользу этого свидетельствует и современная международно-правовая практика. В частности, можно привести пример англо-ирландского соглашения 1985 года, касающегося урегулирования ольстерской проблемы. В статье первой этого документа говорится:

Два правительства:

а) подтверждают, что любое изменение в статусе Северной Ирландии может произойти только с согласия большинства народа Северной Ирландии;

б) признают, что в настоящем большинство народа Северной Ирландии не желает изменения в статусе Северной Ирландии;

в) провозглашают, что, если в будущем большинство народа Северной Ирландии выразит ясное желание и формальное согласие основать Объединенную Ирландию, они представят и поддержат в соответствующих парламентах законодательство, чтобы придать силу этому стремлению».

Таким образом, «два правительства» согласились с тем, что не весь «ирландский народ» или «народ Ирландии», и не «народ Британии», а именно «народ Северной Ирландии» является субъектом самоопределения, и будущее этой территории зависит именно от воли народа Северной Ирландии. То есть в данном международно-правовом акте находят свое подтверждение все наши вышеизложенные выводы о том, что:

  1. субъектом права на самоопределение является именно народ;
  2. право на самоопределение может осуществляться не только на территориальной, но и на субъектной основе, то есть общностью, являющейся меньшинством в рамках более широкого географического или исторического целого (соответственно, в данном примере, острова Ирландия и государства Великобритания);
  3. это право является неотъемлемым и непогашаемым правом субъекта самоопределения (указания в пп.1 и 3 на возможность изменения статуса Северной Ирландии).

Думается, что определенный интерес представляет также вопрос о том, как согласуется высказываемая нами точка зрения с другими принципами международного права, и, прежде всего, с принципом территориальной целостности государств. Некоторые авторы в этой связи пишут о некоем противоречии между правом на самоопределение и принципом территориальной целостности государств. Однако такое мнение не может быть признано правильным хотя бы чисто теоретически, ибо если согласиться с этим, то тем самым можно невольно поставить под сомнение само существование международного права, как целостной системы правового регулирования, пронизанной общими принципами.

В Декларации о принципах международного права 1970 года сказано: «При толковании и применении изложенные выше принципы являются взаимосвязанными и каждый принцип должен толковаться в контексте всех других принципов» . Если же попытаться претворить это на практике, то можно прийти к выводу, что эти принципы не только не противоречат друг другу, а находятся в определенной гармонии.

Принцип территориальной целостности относится к сфере межгосударственных отношений и призван защитить территориальную целостность и национальное единство государств от посягательств извне, со стороны иностранного государства, в то время как принцип самоопределения предполагает возможность определить все вопросы государственного существования народов, в том числе и те их аспекты, которые затрагивают сохранение или изменение территориального статус-кво. Поэтому можно предположить, что в каком-то смысле принцип территориальной целостности призван защитить свободную реализацию права на самоопределение: он охраняет от посягательств извне и существующий территориальный статус-кво, являющийся по идее результатом самоопределения, и процесс территориальных изменений, которые могут произойти на основе права всех народов на самоопределение.

В связи с этим важно всегда помнить, что и существующий статус-кво и возможные его изменения должны быть основаны на самоопределении. Как указывал Ю.Г. Барсегов еще в 1958 году, «высшим правовым титулом территориального разграничения служит право наций на самоопределение. Им определяются не только содержание, но и пределы территориальных прав» . Что же касается территориальных изменений, то надо учитывать, что международное право в целом, а участники переговоров при разработке Устава ООН в частности, «исходили из того, что, запрещая войну и агрессию, они, вместе с тем, не гарантируют статус-кво на вечные времена и не исключают возможности изменения государственных границ» .

В этом контексте хотелось бы привести мнение одного из авторов, который писал, что «только при свободном согласии народов может быть установлен территориальный статус государства, и только так установленный статус-кво может гарантировать мир и дружественные отношения между народами» . История и развитие событий последних лет целиком и полностью подтверждают правильность этого вывода.

Декларация о принципах международного права 1970 года содержит также толкование и некоторых других аспектов соотношения принципов самоопределения и территориальной целостности государств, так называемую «предохранительную клаузулу», которая защищает государства от необоснованных сепаратистских поползновений.

Ничто в приведенных выше пунктах не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению и к частичному или к полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, как этот принцип изложен выше, и, вследствие этого, имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории.

Важным выводом из приведенного положения, является то, что современное международное право допускает при определенных условиях «нарушение территориальной целостности и политического единства суверенных и независимых государств», то есть последние не являются с точки зрения международного права абсолютными и безусловными ценностями. Можно прийти и к другим заключениям. Во-первых, здесь мы находим еще одно подтверждение выводу о том, что право на самоопределение распространяется не только на «колониальные случаи», но и на «суверенные и независимые государства». И, во-вторых, из приведенного положения однозначно вытекает, что при определенных условиях некоторые меньшинства могут выступать как субъекты права на самоопределение, ибо чем иным, как не национальным меньшинством, является самоопределяющийся народ внутри «суверенного и независимого государства».

Что же касается условий, при наличии которых недопустимо самоопределение, нарушающее территориальную целостность государства, то их, как видим, три:

  1. государство должно «соблюдать в своих действиях принцип равноправия и самоопределения»,
  2. государство должно «вследствие этого иметь правительства, представляющие весь народ… проживающий на данной территории»,
  3. при этом не должно проявляться какой-либо дискриминации.

Только при соблюдении всех этих условий приоритет должен быть отдан сохранению единства государства, в противном случае оно может быть поставлено под сомнение. И хотя таких условий три, основным из них, детерминирующим остальные, является, пожалуй, первое условие. Оно содержит, на наш взгляд, ключ к пониманию более широкой перспективы, связанной с вопросами самоопределения и международно-правовой сущности современного государства. Ведь «соблюдение государством в своих действиях принципа равноправия и самоопределения народов», которое конкретно может выражаться, например, в проведении в соответствующих случаях плебисцитов, означает, прежде всего, безусловное признание за всеми народами права на самоопределение, в том числе и теми народами, которые входят в состав этого государства. А существование государства, вернее, сохранение его единства при таком признании означает только одно — это государство является выражением и продуктом самоопределения всех народов, проживающих на его территории. То есть государство только тогда может «соблюдать в своих действиях» принцип самоопределения народов, когда оно само является результатом, продуктом такого самоопределения.

Под таким углом зрения совершенно по-новому открываются вопросы соотношения самоопределения с другими принципами международного права, раскрывается действительно основополагающий характер этого принципа. Так, например, принцип невмешательства призван защитить внутреннюю сторону права на самоопределение; принцип суверенного равенства государств органично вытекает из признания равноправия народов и служит гарантией уважения самоопределения народа (народов),выраженном в суверенном государстве и т.д.

Таким образом, мы предлагаем взглянуть на самоопределение как на более широкий принцип, не ограничивающийся вопросами сецессий и пр. Можно предположить, что с точки зрения современного международного права все государства (унитарные и федеративные, мононациональные и полиэтнические) являются результатами самоопределения соответствующих субъектов (нации, народа, наций, народов). Основанием и легитимирующим фактором существования любого государства является то, что оно является формой реализации самоопределения соответствующего субъекта (субъектов), причем существование такой основы должно рассматриваться не как нечто однократное и единовременное, соответствующее моменту самого акта самоопределения, а, учитывая, что это право является «неотъемлемым» и принадлежит народам «всегда», самоопределение должно пониматься как непрерывный процесс, базисная и перманентная константа его юридического и фактического существования. В этом свете проясняется и сущность «предохранительной клаузулы», согласно которой должна защищаться целостность только тех государств, которые основаны на самоопределении всех народов, проживающих на его территории. Анализ существующего нормативного материала, рассмотрение содержания современного международного права и соответствующей ему практики позволяет нам прийти к более широким выводам.

Принцип равноправия и самоопределения народов, являясь одним из фундаментальных принципов международного права, закрепляет неотъемлемое право всех народов самим распоряжаться своей судьбой. В силу этого — все народы и нации имеют право на самоопределение, которое реализуется путем свободного волеизъявления данного народа или нации и означает возможность выбора между государственным отделением данного народа или нации и вхождением его (ее) на тех или иных условиях в другое государство, то есть свободный выбор политического статуса.

При этом следует иметь в виду, что право на самоопределение не сводится только к свободе отделения, а, как было показано выше, она есть более широкая категория, не ограниченная проблемой сецессий. Как правильно заметил один из авторов: «Самоопределение необязательно должно проявляться в политическом отделении, но без признания свободы отделения нет права на самоопределения».

Признание того, что народы в пределах многонациональных государств в принципе могут выступать как субъекты самоопределения и, пользуясь этим правом, могут избрать путь создания собственного государства, способно явиться серьезной гарантией их прав. Ведь обратное утверждение как бы целиком и полностью отдает эти национальные общности на откуп милости или произвола правительства большинства или центрального правительства, которое может грубо и систематически, вплоть до геноцида, нарушать их права. То есть, как правильно отметил один из авторов, в условиях, когда народ угнетается, «отделение может выступать в качестве справедливого ответа на угнетение».

В этом плане принцип равноправия и самоопределения народов призван служить тому, чтобы существующие государства в наибольшей степени соответствовали своим собственным многонациональным параметрам, самоопределению всех входящих в него субъектов, что явится гарантией равноправного демократического межнационального согласия, фактором мира и стабильности как внутри государства, так и на международной арене. Иначе говоря, признание за народами права на отделение может явиться важным средством их защиты, ибо в этих условиях грубые нарушения их прав не могут пройти бесследно и безнаказанно, а могут явиться причиной серьезных и значительных изменений в их статусе вплоть до образования самостоятельного независимого государства.

— Цит. по: Hannum H. Documents on Autonomy and Minority Rights, Dordrecht/Boston/London, 1993. C. 84.

— См. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, 1990, № 15. С. 252

— Partsch K.J. Fundamental Principles of Human Rights: Self-Determination, Equality and Non-Discrimination // International Dimensions of Human Rights, Paris, 1982. C. 64.

— Hannum H. Там же. C. 422.

— Барсегов Ю.Г. Территория в международном праве. Юридическая природа территориального верховенства и правовые основания распоряжения территорией. М., 1958. С. 117-118.

— A Commentary on Dumbarton Oaks Proposals — Британская «белая книга». Цит. по Барсегов Ю.Г. Самоопределение и территориальная целостность, М., 1993. С. 19.

— Сперанская Л.В. Принцип самоопределения в международном праве. М., 1961. С. 108. Следует отметить, что некоторые авторы, цитируя это положение международно-правового документа, предпочитают ограничиваться только первой её частью, ставя после слов «суверенных и независимых государств» точку, тем самым, вольно или невольно — это другой вопрос, искажая его содержание.

— Такое понимание самоопределения не ново. Вот как высказался по этому вопросу в 1985 году представитель Великобритании в Третьем комитете ГА ООН: «… неслучайно, что первая статья каждого Пакта [о правах человека 1966 г.] провозглашает право на самоопределение. Мы должны всегда помнить, что согласно Пактам самоопределение является правом народов, а не правительств. Более того, право на самоопределение попрано не только у народов, которые находятся под иностранной оккупацией… Самоопределение есть не отдельное событие, а продолжительный процесс». United Kingdom Materials on International Law // British Year-book of International Law, 1985. 56. 460. Цит. по Crawford J. Outside the colonial context // Self — determination in Commonwealth, Aberdeen, 1988, C. 6.

— Барсегов Ю.Г. Самоопределение и территориальная целостность, М.,1993. С. 8.

— Beran H. A Philosophical Perspective // Self-determination in the Commonwealth. Aberdeen, 1988. С. 24.

Борис Рожин (Colonel Cassad) о будущем Донецкой и Луганской народных республик - в авторском материале для Накануне.RU

Приближение референдумов в ДНР и ЛНР о самоопределении резонным образом вызывает вопросы, связанные с правовым обоснованием этого права. Ведь восставшие дончане и луганчане заявляют, что у них такое право есть и оно неотъемлемое. В ответ киевская хунта кричит про унитарную Украину и про то, что судьбу Донецка, Харькова и Луганска можно решать только на всеукраинском референдуме. В этой связи будет уместно развернуть вопрос в преломлении к мировой практике, чтобы было видно, насколько происходящее в Донецке и Луганске ей соответствует.

Мировая практика самоопределения

Право народов на самоопределение — в конституционном и международном праве — право народов (наций) определять форму своего государственного существования в составе другого государства или в виде отдельного государства. Кроме отделения подразумевается значительное количество возможностей самоопределения от полного отказа от каких-то особенных прав до самоуправления, автономии или различных форм культурного обособления. В общем смысле, это право той или иной группы людей (не обязательно объединённых по этническому принципу) на коллективный выбор своей общей судьбы. Лозунг "самоопределения наций" был одним из популярных большевистских лозунгов во время революции и гражданской войны в России, он позволил большевикам сплотить вокруг себя малые народности бывшей Российской Империи против белых и этнических националистов.

В науке

Кандидат наук Александр Бердиков в своем диссертационном исследовании пишет: "Этнополитический конфликт как явление возникает не только как результат столкновения интересов групп и политических элит, но и как результат несовпадающих процессов и темпов культурного и политического развития этнических групп, проживающих в одном государстве определенного региона. Возникновение же самой идейно-правовой основы национально-освободительных (сецессионистских) войн восходит к эпохе Просвещения и Великой Французской революции. Это явилось результатом осознания европейской общественной мыслью кризиса монархического абсолютистского и часто многонационального государства . То есть той имперской власти, которая по традиционалистскому праву родового или династического наследования решала судьбы народов часто вопреки их интересам. Этническая интерпретация принципа самоопределения народов возникла в XIX веке , когда в борьбу за создание или воссоздание своих государств включились народы сложносоставных Османской, Российской и Австро-Венгерской империй".

Принцип национального самоопределения был положен в основу перестройки политического пространства бывших исторических империй после окончания Первой мировой войны , причем скорее с геополитическими целями держав-победительниц, чем с целью освобождения угнетенных народов побежденных империй. "По живому", игнорируя этническую историю народов Балкан и Центральной Европы, проводились границы новых государств и расширялись границы держав-победителей. В то же время проектами остались идеи создания армянской и курдской автономий и не оправдались их надежды создать свои государства.

После окончания Второй мировой войны право народов на самоопределение было зафиксировано в документах только что образованной ООН. Ссылаясь на эти документы ООН, целый ряд колониальных народов боролись за создание собственных государств и создали их. В то же время в исследовании констатируется, что процесс самоопределения народа в форме выхода из состава государства проживания ведет не только к нарушению территориальной целостности этого государства, но и к нарушению существующего этнокультурного баланса в государстве проживания данного этноса и может привести к тому же во вновь образованном государстве. В свою очередь возникают основания для нового этнополитического конфликта.

Следует учитывать, что процесс самоопределения народа ведет к перераспределению власти между определенными этническими элитами. В результате этого перераспределения может возникнуть новый баланс властных и межэтнических отношений. А возможно, это приведёт к тому, что в этой автономии или новом государстве представители большинства или бывшего "властвующего" этноса превращаются в притесняемое меньшинство, которое, в конце концов, так же может поставить вопрос о самоопределении .

Стремление к суверенитету и самоопределению народов, права которых долгие годы ущемлялись недемократическими режимами, вполне объяснимо, но попытки реализации этого права или форсированной его реализации без учета интересов других этнических групп и соседних государств могут стать причиной межэтнических и межгосударственных конфликтов. С другой стороны, силовое противодействие реализации права на самоопределение также ведет к конфликту и радикализации форм и способов самоопределения .

Как представляется, причина, почему та или иная группа населения стремится к выделению из государства своего проживания, в значительной степени заключается в неблагоприятных для нее, как она считает, условиях проживания. Причем конфликтную ситуацию может спровоцировать как государство или сложные межэтнические отношения, так и сама самоопределяющаяся группа .

Процесс самоопределения ставит целый ряд вопросов, на которые необходимо ответить. В частности − определить территорию, состав населения и границы. Вопрос о территориях является не только проблемой определения пространства государства, но и смены идентичности населения. Последнее придает территориальному размежеванию крайне болезненный характер. Проблемы, возникшие в процессе государственно-территориальной формы самоопределения народов, свидетельствуют, что нормы международного права и имеющаяся политическая практика урегулирования конфликтов не готовы были оперативно решать проблемы такого урегулирования. А в ряде случаев подходы к урегулированию определялись интересами внешних сил .

Представляет интерес эволюция подхода западных государств и России к национальным или национально-освободительным движениям как этнополитической проблеме и политическому явлению в целом, в частности к курдскому трансграничному национально-освободительному движению с одной стороны, а с другой — распаду СФРЮ и СССР. Тогда Запад однозначно признал независимость Косово и в дальнейшем заботился о целостности бывших югославских Боснии и Герцеговины и постсоветского грузинского государства.

В ООН

Уважение права каждого народа свободно выбирать пути и формы своего развития, самоопределяться является одной из принципиальных основ международных отношений. Появлению принципа самоопределения народов предшествовало провозглашение принципа национальности, который предполагал самоопределение только по этому признаку. На современном этапе развития международного права принцип самоопределения народов и наций в качестве обязательной нормы получил свое развитие после принятия Устава ООН. Одна из важнейших целей ООН - "развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов..." (п. 2 ст. 1 Устава).

Принцип самоопределения неоднократно получал свое подтверждение в других документах ООН, в частности в Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам 1960 г., Пактах о правах человека 1966 г., Декларации о принципах международного права 1970 г.

В Декларации принципов Заключительного акта СБСЕ особо подчеркнуто право народов распоряжаться своей судьбой, однако в связи с распадом колониальной системы вопрос о самоопределении наций по большому счету решился.

В Резолюции 1514 (XV) от 14 декабря 1960 г. Генеральная Ассамблея ООН прямо указала, что "дальнейшее существование колониализма препятствует развитию международного экономического сотрудничества, задерживает социальное, культурное и экономическое развитие зависимых народов и идет вразрез с идеалом Организации объединенных наций, заключающимся во всеобщем мире". В иных документах ООН выражено главное в нормативном содержании принципа самоопределения. Так, в Декларации о принципах международного права 1970 г. сказано: "Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом, являются формами осуществления этим народом права на самоопределение".

Право национального самоопределения не исчезает, если нация образовала самостоятельное государство или вошла в состав федерации государств. Субъектом права на самоопределение являются не только зависимые, но и суверенные нации и народы. С достижением национальной самостоятельности право на самоопределение лишь меняет свое содержание, что находит отражение в соответствующей международно-правовой норме.

Без строгого соблюдения указанного принципа невозможно также поддержание отношений мирного сосуществования между государствами. Каждое государство в соответствии с Декларацией 1970 г. обязано воздерживаться от любых насильственных действий, которые могли бы помешать народам осуществлять их право на самоопределение. Важным элементом принципа является право народов испрашивать и получать поддержку в соответствии с целями и принципами Устава ООН в случае, если их лишают права на самоопределение насильственным путем.

Принцип самоопределения народов и наций, как это подчеркивается в литературе, представляет собой именно право народов и наций, а не обязанность, и теснейшим образом связан со свободой политического выбора.

Самоопределившиеся народы свободно выбирают не только свой статус как самостоятельного участника международных отношений, но и свою внутреннюю структуру, и курс внешней политики .

Неотъемлемым образом с принципом осуществления народами права на самоопределение связан принцип сотрудничества государств, который выражается, независимо от различий в их политическом, экономическом и социальном строе, в различных сферах международных отношений в целях поддержания международного мира и безопасности и иных целях, закрепленных в Уставе ООН.

В России

В ст. 5 федеральной Конституции в качестве одного из принципов федеративного устройства России провозглашаются равноправие и самоопределение народов в Российской Федерации.

Право народов на самоопределение — общепризнанный в международном праве принцип . В первых статьях Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах и Международного пакта о гражданских и политических правах установлено: "Все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие".

В Конституции Российской Федерации термин "народ " употребляется в нескольких значениях.

Во-первых, говорится о многонациональном народе России как политической общности, источнике и субъекте публичной власти. Народ как политическая общность — это граждане Российской Федерации, обладающие политическими правами и свободами по Конституции РФ.

Во-вторых, упоминается о народах, проживающих на соответствующей территории, основой жизни и деятельности которых признается земля и другие природные ресурсы (ст. 9 Конституции Российской Федерации). В этом случае народ рассматривается как население.

Наконец, федеральная Конституция говорит о народах России, обладающих правом на равноправие и самоопределение (преамбула и ст. 5 Конституции РФ).

Исследователь Д.В. Грушкин в книге "Право народов на самоопределение: история развития и воплощения идеи" пишет: "Идея самоопределения получает разные толкования, и при ее рассмотрении возникает немало вопросов о содержании теоретического конструкта и о возможностях его практического воплощения. Во-первых, что такое "самоопределение народов" — "принцип" (как о нем говорится в Уставе ООН), то есть некое условие, или "право"?

Во-вторых, как можно и как следует понимать имеющий в конкретных ситуациях разные толкования термин "народ"? Насколько справедлив известный афоризм Айвора Дженнингса, гласящий, что "народ не может ничего решать, пока кто-то не решит, что такое народ"? Как совместить "право" одного коллектива ("народа") с таким же "правом" другого (например, "право" компактно проживающей этнической группы с "правом" населения государства в целом)?

В-третьих, может ли условное множество (этническая группа или население определенной территории) рассматриваться как субъект права?

В-четвертых, по смыслу формулировок, приведенных в Пактах о правах человека (Ст.1, п.1) и в других документах ООН, "право на самоопределение" декларируется как возможность односторонних действий, направленных на определение политического статуса неких сообществ ("народов") и территорий независимо от какого-либо правового контекста и вне каких-либо ограничений. Может ли подобная идея быть основой правового подхода и служить алгоритмом решения межэтнических конфликтов?

В-пятых, что собой представляет "воля народа", как можно ее (если можно) формализовать, измерить и институционализировать? Наиболее известный инструмент "народного волеизъявления" — референдум — едва ли может считаться безупречным.

В-шестых, каким образом могут сосуществовать коллективные права народов и права личности? Существует ли в условиях примата коллективных прав возможность гарантировать индивидуальные права?"

Непризнанные государства

Процесс самоопределения народов привел к возникновению ряда реально независимых территориально-политических образований, которые получили обозначение "непризнанные государства". Исторически изначально все государства мира являлись именно таковыми . Их фактическое и правовое признание происходит в историческом развитии в системе дву- и многосторонних отношений с другими государствами и развития международного права. В итоге - ранее возникшие государства решают судьбу тех народов и стран, которые в силу тех или иных обстоятельств не смогли создать свое государство или же его потеряли в результате каких-то внешний действий, или просто им не дали создать свое государство, но в силу каких-то обстоятельств они решили его создать или воссоздать.

Реальные обстоятельства не всегда укладываются в нормы международного права и имеющуюся политическую практику. Практически часто проблема заключается в нахождении и принятии оригинального решения в пользу сохранения территориальной целостности или в пользу допущения территориально-государственной формы самоопределения народа. Главным же являются последствия того и другого, то есть цена сохранения целостности и цена самоопределения.

Непризнанные страны (нажмите для увеличения)

Территориальная целостность

Государство как геополитическая целостность - это результат сложного эволюционного процесса взаимодействия внутренних и внешних факторов, который закрепляется в соответствующих внутренних (национальных) законах и международно-правовых актах или вопреки им. Современная политическая практика и сохраняющаяся геополитическая конъюнктура постоянно подвергает ревизии правовые постулаты или игнорирует их, находя собственную аргументацию. Примером этого могут быть как непризнанные государства, так и признанные, но несостоявшиеся. И это связано не только с какими-то субъективными составляющими политического процесса, но и с объективными тенденциями мирового развития.

Формирование принципа территориальной целостности и реализации права на самоопределение неразрывно связаны с геополитикой или международными отношениями , то есть с проблемой проведения межгосударственных границ. “Потребность в наличии фиксированных границ возникает в условиях раздела мира и служит обеспечению большей безопасности государств и в какой-то степени предотвращению территориальных споров”. Одной из причин возникновения последних как раз и являлся принцип естественной целостности, но целостность в большинстве случаев возникает до возникновения развитого международного права и, кроме того, не абсолютна и подвержена естественной эрозии. По контуру естественной целостности существуют диффузные зоны, где в наличии смешанное население и идет постоянный процесс трансграничного взаимодействия. Соответственно, все государственные границы не отвечают понятию целостности, а есть результат межгосударственных договоренностей или разделения ответственности.

Споры и разногласия о границах или о принадлежности отдельных участков территории являются в подавляющем большинстве случаев отголосками исторического процесса освоения новых территорий и становления четких государственных границ . Среди подобных споров можно выделить три типичных случая.

- В первом случае не существует ни делимитированной, ни демаркированной границы, и спор идет о том, где и как эта граница должна быть установлена.
- Во втором случае либо существуют две соперничающие делимитации, происходящие из различных договоров, и спор идет о том, какая из них правомерна, либо спор происходит из различного толкования одной и той же делимитации.
- В третьем случае спор идет о принадлежности определенного участка территории. Все эти споры составляют одну категорию споров, а именно территориальных, в основе которых лежит вопрос о юридической или исторической принадлежности определенных участков территории. Примером являются Балканы.

Косово

Особое внимание в главе уделено албано-сербскому конфликту в Косово, роли в нем НАТО и США, а также прецеденту признания рядом западных государств провозглашенного албанской общиной Косово независимости от Сербии вопреки резолюции СБ ООН 1244. Этому предшествовало фактическое непротиводействие западных государств агрессивному албанскому сепаратизму и притеснению сербов в Косово.

Распад СССР привел к возникновению на его территории новых государств, что одновременно сопровождалось этнополическими конфликтами и провозглашением бывшими автономными республиками независимости от этих государств. В этих этнополитических субрегиональных конфликтах также можно было наблюдать конфликт идентичностей и исторических версий, как в конфликтах в бывшей Югославии. Необходимо отметить, что границы проживания этносов и бывших советских республик в большинстве случаев не совпадают.

В исследовании подчеркивается, что признание Российской Федерацией независимости Абхазии и Южной Осетии явилось ответом не только на агрессию Грузии летом 2008 г., но и на признание западными государствами независимости Косова. Для подобного решения у Москвы помимо формального права признания государства самоопределившегося народа имелись и политические аргументы.

Основания для этнополитических конфликтов лежат не только в самих особенностях существования, устройства и эволюции этносов (народов) и сложносоставных многонациональных государств, но и в эволюции системы мировых и региональных международных отношений.

Современные конфликты между правом на самоопределение и принципом территориальной целостности :

Абхазия (Грузино-абхазский конфликт), Боливия, Вундед-Ни, Галисия, Дарфур, Западная Сахара, Идель-Урал, Кабинда, Каталония (Референдумы о независимости Каталонии), Курдистан, Крым и Севастополь (Крымский кризис) , Нагорный Карабах (Карабахская война), Палестина, Приднестровская Молдавская Республика, Республика Косово, Республика Сербская (Боснийские сербы), Северная Ирландия, Страна басков, Тамил Илам, Тибет (Статус Тибета), Трансильвания, Турецкая Республика Северного Кипра, Уйгурстан/Восточный Туркестан, Фландрия, Южная Осетия (Южноосетинский конфликт), Южный Судан.

Несиловые методы?

Серьезной политической и методологической проблемой современности является соотношение между принципом территориальной целостности государства и правом народов на самоопределение. Последний касается культурной самореализации и самоутверждения этнической группы в процессе своего развития, то есть права на определенном этапе и при определенных условиях поставить перед собой и государством проживания вопрос о пересмотре своего статуса.

Современные этнополитические конфликты представляют одну из основных угроз международной безопасности. Практика показывает, что большинство такого рода конфликтов разрешаются лишь с помощью посредников . Когда они переходят в вооруженную стадию типа "схватки", они требуют соучастия и посредничества международного сообщества и выработки новых стратегий урегулирования. В этой связи вопросом чрезвычайной важности и трудности является нахождение оптимального соотношения между использованием силовых и не силовых методов предотвращения и урегулирования конфликтов.

Несиловые подходы к разрешению этнополитических конфликтов имеют более широкий спектр, как по методам, так и по количеству этапов развития конфликта, на которых они могут и должны применяться. Реализация на практике наиболее оптимального и эффективного соотношения силовых и несиловых методов требует осуществления постоянного информационного мониторинга и эффективного научного прогнозирования как возможности возникновения новых источников напряженности, так и развития существующих конфликтов.

В настоящее время стоит вопрос о переосмыслении подходов к способам и механизмам урегулирования этнополитических конфликтов в случае, когда одна из конфликтующих этнических сторон считает невозможным проживание совместно с другой в составе одного государства.

В нашем случае, мы видим, что если до Косова примеры ДНР и ЛНР еще могли быть оспорены со ссылками на международное право, то после выхода Косова из состава Сербии образовался юридически значимый и признанный мировым сообществом прецедент, который позволяет провести референдум о самоопределении, а если понадобится, то и защищать свой выбор с оружием в руках на законных основаниях, опираясь, помимо права на самоопределение, еще и на современные политические реалии, которые, кстати, образовались усилиями США. В этом плане есть определенная высшая справедливость в том, что открытый американцами ящик Пандоры в итоге оборачивается против них.

Борис Рожин, Севастополь, специально для Накануне.RU

Цикл передач "Обретение смыслов". Выпуск №108.

Степан Сулакшин: Добрый день, дорогие друзья, друзья нашего сайта, читатели, наши соратники по походам за смыслом. Сегодняшняя категория, которую мы будем анализировать, некоторым образом синтезирует два наших телевизионных интернет-продукта, потому что относится, помимо своего словарного, категорийного назначения, еще и к актуальному политическому процессу, актуальным политическим событиям в жизни нашей страны, в жизни соседней страны – Украины. Это категория «Право народов (наций) на самоопределение».

Категория, термин очень индикативный в отношении смысловой сложности построения этого термина. Сегодня мы с этим будем разбираться, но прошу вас обратить внимание именно на эту сторону вопроса – методологическую сторону. Очень сложная конструкция, демонстрирующая классические проблемы смыслообразования и смыслораспознавания, и, наконец, смыслостроительства.

Потому что наша с вами общая цель и цель будущего междисциплинарного терминологического словаря – как раз помогать специалистам понимать эти сложности, преодолевать их и быть предельно точными в профессиональном отношении, употребляя те или иные специальные термины, с тем, чтобы понимать друг друга, и с тем, чтобы быть максимально понимаемыми со стороны аудитории, с которой специалист, профессионал, пользующийся этими терминами, имеет дело. Итак, «Право народов (наций) на самоопределение».

Вардан Багдасарян: Известна коллизия между правом народов (наций) на самоопределение и принципом территориальной целостности, поскольку эти принципы могут противоречить и часто противоречат и сталкиваются друг с другом. И возникает вопрос, а из какого принципа надо исходить в той или иной ситуации: из права народа на самоопределение или из принципа территориальной целостности? И каждый раз это вопрос интерпретационный.

Тогда возникает вопрос, а кто обладает правом на интерпретацию? По сути дела, правом на интерпретацию, как выстраивается сегодня современный миропорядок, обладает тот, кто более сильный. Значит, чья сторона более сильна в том или ином геополитическом раскладе, тот и интерпретирует, что, из какого принципа мы исходим – права народов на самоопределение или территориальной целостности.

Если посмотреть исторически, то в введении этой категории, ее использовании в актуальной политике прослеживается ее проектный характер. Существовали традиционные империи. Все эти традиционные империи имели этнически гетерогенный характер – много народов. Вспомним Австро-Венгерскую империю, Российскую империю, Османскую империю.

Появляется этот концепт – право народов на самоопределение, и, по сути дела, он наносит удар по всем этим традиционалистским империям, которые были построены гетерогенным образом.

И вот один народ выделяется, один, другой народ заявляет о своем праве, и империи начинают сыпаться. Собственно, так и этот сценарий, когда после первой волны разрушений, после Первой Мировой войны так посыпались и колониальные империи – Французская, Английская.

Но вот возникает другой принципиальный тип государственности. Этот другой тип государственности тоже можно назвать империей, но это была империя другого типа – Соединенные Штаты Америки. Там выдвигается проект плавильного котла, он снимает этничность – этносов нет. И вот эту модель, застраховав себя от выдвижения тезиса права народов на самоопределение, потому что народов нет, а есть только американцы, именно Соединенные Штаты Америки поддерживают этот концепт и выступают наиболее активно за декларацию прав народов на самоопределение, и, в общем, начинается процесс дробления.

Можно хронологически посмотреть, сколько, как и когда возникало государств, какое количество государств существовало в мире. Мы видим, этот процесс идет с ускоренной динамикой, и можно дробить в этом плане до бесконечности. То, что это имело подрывной характер по отношению к большим цивилизационным геополитическим пространствам, можно понять, сославшись на действующий по сей день закон о порабощенных нациях 1959 года. В нем пространство бывшего Советского Союза предполагалось подробить, указывая на то, что множество народов и их право на самоопределение не реализуется, и, в общем, задавался такой тренд раздробления этого большого пространства.

Глобализация – это одна сторона современных геополитических процессов, но есть еще и другая сторона – глокализация.

Глобализация подразумевает некую унификацию под некие общие стандарты, в данном случае стандарты американоцентричные, глокализация выражает другое. Там утверждается самобытность существования народов, но через самобытность существования народов более крупные геополитические цивилизационные пространства оказываются деструктурированными. В международное право прочно вошла эта категория, по сути, с Устава ООН с 1945 года, но, изучая международные документы, сталкиваешься с такой ситуацией.

В российском дискурсе традиционно чаще используется право наций на самоопределение, но смотришь документы, и никакого права наций на самоопределение нет. Есть право народов на самоопределение.

Можно зачитать это положение из Устава ООН, статья 1-я: «Развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов, а также принимать другие соответствующие меры для укрепления всеобщего мира». И вот тут возникает вопрос. Право на самоопределение есть и сегодня в российской Конституции, было оно и в Конституции советской, но в российской Конституции это право народов на самоопределение, а в советской Конституции было право наций на самоопределение. В чем разница?

В первых Конституциях, 1924-го, 1936-го годов, ни о каком самоопределении речь вообще не шла, этот принцип был заложен после принятия соответствующих международных документов только в Конституции 1977 года, но именно право наций. Почему? То есть не каждый этнос способен на национальное государственное существование.

Нация предполагает национальное государство. А возникновение национального государства, по сути дела, блокировано тем, что соответствующая национальная общность, политическая общность не сформирована. Получается замкнутый круг. Наверняка советское руководство понимало это изменение, вместо права народов вводя право наций. По сути дела, устанавливалась блокировка на это отделение народов, блокировка на возможный сценарий распада. У нас взят принцип права народов на самоопределение, и этот принцип достаточно угрожающий. Анализ подавляющего большинства Конституций стран мира приводит к следующему. Хоть мы говорим о том, что это мировое международное право, в подавляющем большинстве ни о каком самоопределении речи нет вообще. Только 17% Конституций это право утверждают.

Этого нет ни в одной территориально сопоставимой стране – ни в Индии, ни в Китае, ни в Бразилии. Понятно, что Китай и Индия – страны многоэтничные, и понятно, что введение такого права на самоопределение было бы угрозой для этих стран, но это есть в Конституции Российской Федерации. Причем в тех Конституциях, где право на самоопределение вводится, оно вводится специфическим образом.

Например, в Германии говорится не «право наций», не «право народов», а «самоопределение Германии». Согласитесь, это принципиально другой подход. Самоопределение Германии не предполагает выделения из Германии каких-то территорий. Или белорусская Конституция: «Территория Республики Беларусь является естественным условием существования и пространственным пределом самоопределения народа, основой его благосостояния и суверенитета Республики Беларусь». Да, право на самоопределение заявляется, но оно ограничено пределом территории Республики Беларусь. То есть, по сути дела, право на выход из Беларуси какой-либо этнической или иной группы оказывается заблокированным.

И, конечно, это право народов на самоопределение нельзя не спроецировать на современную геополитическую ситуацию – ситуацию с Крымом, когда это право на самоопределение было предъявлено, и справедливы были ссылки и на Косовский сценарий, и на другие сценарии, когда говорили: «Ну, как же? Косово можно, почему же нельзя другим?»

Это все правильно и справедливо, но возникает такая проблема, и почему нас активно не поддерживают ни Китай – он оказался как бы в нейтральном положении, ни Индия? А как может Китай поддерживать позицию России? Если Китай заявит о поддержке права народов на самоопределение, он сам окажется перед угрозой выхода, например, Тибета, Синьцзян-Уйгурского округа и так далее.

Индия еще более подвержена таким коллизиям. По сути дела, все наши естественные союзники, которые могли бы быть с нами в этом конфликте, заняли осуждающую или нейтральную позицию. Почему? Потому что запуск этого механизма – права народов на самоопределение – коснется и их.

Поэтому я полагаю, что выдвижение в Крымской проблеме этого подхода и через эту дефиницию попытка раскрыть тему права народов на самоопределение не совсем верна, потому что о каком народе идет речь? Об этносе, значит, о нации? Но нация – это гражданская нация, она предполагает государство. О народе? Но там позиция различная. Есть крымские татары, есть русские, есть украинцы – о ком?

Я полагаю, что есть другая категория. Есть понятие «идентизм», есть понятие «расколотый народ», есть понятие «воссоединение народа». По-видимому, в Китае тоже есть проблема расколотого народа. Есть Тайвань, и в Конституции Китая записано о расколе и священном долге каждого китайца добиваться воссоединения его. Есть другие страны. Категория расколотого народа и права на воссоединение была бы понятна и немцам, которые исторически складывались через восстановление единства немецкой общности, и для итальянцев, и для многих других.

Я полагаю, что вместо права на самоопределение, которое может быть интерпретационно правом на самоопределение или сепаратизмом и так далее, было бы более правильно, оправдано и геополитически верно использовать другой подход – право на воссоединение, право на национальное выражение, политическое выражение расколотого народа.

Владимир Лексин: Мне очень близко все, что сказал Вардан Эрнестович. Я только хотел бы сделать одно маленькое уточнение, связанное с тем, что при распаде великих, некогда существовавших империй народы заявляли свои права и становились отдельными государствами. Так получилось, что ни один народ до времени появления Соединенных Штатов, именно народ как таковой, ни разу не заявлял такие права. Все распады великих империй чаще всего инициировались деятельностью небольших политических групп, так называемых элит. Здесь народ практически переходил из одного подданства в другое. История великой византийской цивилизации, Византийской империи – это самый, наверное, наглядный пример, да и не только. То же самое было с Османской империей и так далее.

То есть народ как субъект именно права на самоопределение – очень странная дефиниция. И, может быть, впервые за всю известную, мне, по крайней мере, историю то, что произошло сейчас в Крыму, было выражением воли народа как такового.

Чаще всего, еще раз повторяю, народ обычно играет роль некого хора греческой трагедии, а главные выступающие – это элита или некие люди, стремящиеся к тому, чтобы захватить власть и выделиться из какой-либо другой государственной структуры. Я хотел бы остановиться на жестких формулировках этого понятия – «самоопределение народов», сейчас пишут «самоопределение народов (наций)». Вардан Эрнестович абсолютно прав, и хорошо, что он обратил внимание на то, что это, конечно, разные понятия. Но, тем не менее, такого рода формулировки существуют. Я просто буду приводить цитаты из разного рода документов.

Один из самых известных и самых популярных юридических комментариев к вопросам самоопределения и вообще всех территориальных проблем утверждает, и мне нравится это определение, потому что оно очень широкое: «Под самоопределением народов принято понимать их самостоятельный и свободный выбор формы своего государственного бытия в виде отдельного суверенного государства, в виде внутригосударственной автономии, в виде культурной автономии или без выделения какой-либо организационно-правовой формы».

Нетрудно увидеть, что реализация такого права, особенно в форме появления нового национально-государственного образования в условиях уже полностью разделенного всего пространства земли между отдельными государствами, входит в противоречие с принципами сохранения целостности существующих государств, о котором тоже уже говорилось.

Вот эта двойственность – она не только какая-то поверхностная или все время закрадывающаяся в наше сознание, когда мы об этом говорим, нет. Во всех документах, которые формулируют этот принцип, а это принцип, и принцип международный – самоопределение народов (наций), эта двойственность прослеживается.

Читаю преамбулу Декларации ООН, это здесь основополагающий документ, он называется «О принципах международного права, касающихся дружеских отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН». Но в Уставе ООН эта дефиниция в определении народов уже была заявлена, Вардан Эрнестович говорил об этом. Я просто пройду по тексту этой Декларации.

Что же там говорится? С одной стороны, утверждается: «Принцип равноправия и самоопределения народов является существенным вкладом в современное международные право, и его эффективное применение имеет первостепенное значение для содействия развитию дружественных отношений между государствами, основанных на уважении принципа суверенного равенства». С другой стороны, «Любая попытка, направленная на частичное или полное нарушение национального единства и территориальной целостности государства или страны или их политической независимости, несовместима с целями и принципами Устава».

Отдельный раздел этой же Декларации, еще раз скажу, что это сейчас документ, на который ссылаются все при обсуждении проблемы самоопределения Крыма и не только этой, называется «Принцип равноправия и самоопределения народов». Кто хотел бы более внимательно подойти к смыслу этого понятия, может легко найти в интернете эту Декларацию, и этот раздел нас, наверное, интересует больше всего.

Там сказано: «В силу принципа равноправия и самоопределения народов, закрепленных в Уставе ООН, все народы имеют право свободно определять, без вмешательства извне, свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава. Каждое государство обязано содействовать с помощью совместных и самостоятельных действий осуществлению принципа равноправия и самоопределения».

И далее: «Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству», - это я опять цитирую Декларацию, но в голове-то у меня Крым, конечно. Повторю: «Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом, является способами осуществления этим народом права на самоопределение».

Но после этого заявления в этом же самом тексте Генеральная Ассамблея ООН, словно спохватившись, как и в ранее цитированной Декларации, заявляет: «Ничто в приведенных выше абзацах не должно толковаться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению и к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, - каких? - действующих с соблюдением принципа равноправия и самоопределения народа».

Это неслучайно – вот такое противоречие, такие странные конструкции наблюдаются в самом главном документе, который сейчас определяет миропорядок, по крайней мере, хотя бы формально. То же самое и в комментарии наших юристов, самом известном комментарии Конституции Российской Федерации. Там сказано то же самое – что этот принцип замечательный, но он должен осуществляться при определенных условиях, и эти условия тоже там сформулированы.

Есть ли вообще в мире примеры наиболее четкого и успешного самоопределения народа, реализации его права? Да, есть. Это Соединенные Штаты Америки. Это страна, наиболее четко выполнившая свою миссию самоопределения в то время, когда этого слова вообще не существовало в политическом словаре.

Они сделали все, что могли. Они вооруженным образом вышли из-под британской короны, это ведь была часть Великобритании или часть Англии. Они, грубо говоря, наплевали на все установления английского законодательства, действовавшего в то время. Они создали свою собственную страну, реализовав этот принцип самоопределения, и утвердили его геноцидом коренного народа, рабством, которое там было, сегрегацией народа, рождением так называемой нации, когда Ку-клукс-клан утверждал права белого человека.

Они реализовали это право, считая, что ни одна другая страна в мире не может каким-то образом его корректировать. И была одна-единственная страна, которая первая признала право Соединенных Штатов на самоопределение – это была Российская империя. Это исторический факт, это все было. Все, что связано с самоопределением народов, есть правовая конструкция, очень жестко прописанная в документах Организации Объединенных Наций. Эта правовая конструкция двусмысленна, но она позволяет одновременно, если правильно вчитываться в то, что там написано, определить единственно правильный путь, по которому может пойти самоопределение как таковое – это самовыражение воли народа. Не двух-трех политических деятелей, не тех, кто захватил власть.

И если это проходит в форме общегосударственного или, скажем, регионального или какого-то референдума, если это все проходит в формах, которые сейчас принято считать цивилизованными, наверное, такой народ имеет право на самоопределение со всеми последующими действиями, о которых я сейчас только говорил.

Степан Сулакшин: Сегодняшний термин и категория особая, потому что она вершит судьбами народов, судьбами стран. Эта категория пахнет войной, пахнет кровью, и к ней особое отношение.

Обычно, и сегодня это уже звучало, понимается право народов на самоопределение в конституционном, международном праве как право народов (наций) определять форму своего государственного существования в составе другого государства или в виде отдельного государства.

Имеется в виду, что, кроме отделения, может быть и значительное количество вариантов самоопределения, от полного отказа от каких-то особых прав до самоуправления, автономии, форм культурного обособления, конфедеративных отношений с материнским ядром – государством.

Чем меня не устраивает этот подход и это определение? Это определение неопределенно, и оно устарело. Оно содержит в себе противоречия и генерирует опасности, и оно, на самом деле, более деструктивно, чем конструктивно. Причины фундаментальны, и надо понимать, что они связаны, прежде всего, с тем, что эта категория лежит на границе, в таком смысловом приграничье между правовым и политическим бытием человеческих сообществ. Поэтому остановлюсь на трех важных проблемах в смысловой реконструкции или, наоборот, конструировании определения, и в конце рассуждения я дам свое определение.

Первая проблема – это проблема дефиниций, вторая – проблема соотношений права и политики, и третья проблема – это противоречие в самом международном праве как особой отрасли права, отличающейся существенно от внутристранового, внутригосударственного права.

Итак, первая проблема – дефиниции. Здесь есть внутренняя неопределенность и противоречие: что такое «народ», что такое «нация»? Дело в том, что нации возникают и сегодня, и нет особой проблемы какой-то социальной группе собраться, объявить себя нацией или объявить себя народом и претендовать на эту правовую позицию. Обычно в эти категории вкладывают такие определяющие позиции как этничность и социальность.

Рассмотрим на примере нашей страны. Русские, татары, буряты, евреи и так далее – ни у кого не возникает сомнения, что вроде бы это народ, потому что это совпадает с понятием этничности. А кто такие казаки, кто такие поморы? И этот перечень не исчерпан.

Сама этничность – вещь дуальная. В ней содержатся как биологические, генетически заложенные признаки общности, внешние признаки, некоторые характерные поведенческие признаки, связанные, опять-таки, с генетическим кодом и физиологией, но есть совершенно очевидное социальное содержание, потому что люди – это не стайка обезьян или рой пчел.

Человек – существо дуальное, социальное. И совершенно очевидно, что в мегаистории человечества сообщества, этничные народы или нации все больше обретают себе содержание социальное, то есть наведенное в кооперативном бытии, и, если угодно, закрепленное в так называемом социальном генетическом коде, то есть в культуре, в поведенческих укладах, в традициях, в том числе и в традиционных правовых укладах и положениях.

И вот, смотрите, этнос от одного состояния, сугубо биологического, эволюционирует к состоянию иному, сугубо социальному. А на сегодня мы имеем какое-то сочетание, в каждом случае разное, что и порождает ту самую неопределенность. Итак, самое главное в этом отношении, что это социальная группа.

Теперь, что такое «нация»? Здесь есть проблемы иноязычных трактовок и трансляций перевода. Скажем, nation – это может включать в себя в английском языке и все население страны, и политический субъект. Civil nation или civic nation – гражданское общество как политический актор, противостоящий государству и так далее. Чаще всего под нацией, конечно, понимается общестрановое население, но оно может быть и разноязычным, и разноисповедальным, религиозным, и разноэтничным, и тому подобное. Главное, что эту социальную группу характеризует, это то, что ей соответствует государственность – границы, власть, аппарат насилия, политическая, избирательная система и так далее. За полторы минуты я рассказал только о самых вершках, и уже совершенно понятно, что, оперируя с определением «право народов или наций», мы ничего еще не определяем. Мы только порождаем неопределенность и подходим к той самой грани, о которой я сейчас буду говорить.

Вторая проблема – это соотношение права и политики. Бытие человечества, социальной группы, индивидуумов происходит в разных пространствах общения и кооперации, и право это юридизировано, и это юридически договорно оформленная правилами поведения, правилами санкций форма бытия.

Политика – вещь менее определенная. Там не столько работает юридический договор и правила поведения, сколько работает право силы. Кто сильнее, тот и навяжет решение, тот и навяжет следующий уклад бытия себе и тем, над кем совершается политическое насилие в бесконечном случае политических соревнований – межстрановых, межрегиональных, внутристрановых и так далее.

Поэтому, если право – это состязательность сторон по правилам, например, в суде, защита и обвинение, международные суды, оно порождает такую возможность, то на границе и при переходе границы в политическое пространство бытия состязательность перерастает в конкуренцию, в военную состязательность, и там, кто сильнее, тот и прав.

И эту границу, и эти объективные сферы бытия надо видеть, различать и не впадать в ошибку их смешения и утраты определенности для констатации и для нахождения соответствующих решений. В политическом пространстве судей нет. Ну, кто там судья? Судья только победитель. Победители во Второй Мировой войне, победители в локальных конфликтах.

Никакая Организация Объединенных Наций, никакой Брюссель, никакой Совет Безопасности в случае военных конфликтов не обладает правами и возможностями последней инстанции определить, кто прав, и кто виноват. Часто констатируют статус-кво, с ним смиряются и постепенно облекают в новую форму правовых порядков бытия. Так революции проходят через разрушение предыдущей правовой конструкции и порождают, в лучшем случае, вместо хаоса и распада государственности новый правовой источник – легитимность. Этот рассказ очень близкий к сегодняшним событиям на Украине.

И третья проблема противоречия в самом международном праве особенная. Она отличается от внутригосударственного права и юридического его оформления. Сегодня уже об этом говорили – о праве государств на суверенитет и территориальную целостность, но одновременно и о праве неких народов (наций) на самоопределение вплоть до отделения. Говорилось уже много раз об этих прецедентах.

Несколько важнейших слов о том, какая мина в этом отношении заложена в российском бытии, в российской Конституции. В преамбуле нашей Конституции записано следующее: «Исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов», - во множественном числе, но кто такой народ, наша Конституция не определяет. Она говорит, что мы – многонациональный народ, значит, народ – это нечто внеэтничное, или надэтничное, или интегроэтничное.

Но в статье 5, пункт 3 Конституции говорится, что федеративное устройство России основано на ее государственной целостности и самоопределении народов в Российской Федерации. Множество народов Российской Федерации – это кто? Это какие-то социальные группы, о чем я говорил, либо консолидированные этнично, либо еще каким-то образом, но опять это неопределенность. Не определено, кто такой народ.

В статье 68, пункт 2, установлено еще веселее: «Республики, - это субъект федерации в России, - вправе устанавливать свои государственные языки». Республики – они ведь порождены по принципу этнического титула, являются государствами внутри государства Россия. Пункт 3-й 68 статьи: «Российская Федерация гарантирует всем ее народам, - опять идея множественности народов, - право на сохранение родного языка». Таким образом, Россия сейчас в правовом и фактическом политическом смысле, благодаря ее либеральной Конституции 1993 года, расположена на мине. А как взрываются такие мины, мы видим сегодня на трагических примерах мира и Европы.

Право наций на самоопределение было и в каком-то отношении остается прогрессивным, гуманистическим, когда в истории заканчивался период колониализма, в период разрушения колониальных империй. Но на сегодня в мире народы уже создали свои государственности, они уже самоопределились.

В России даже многонациональный народ самоопределился с российской государственностью и так далее. Поэтому вопрос с определением невероятно важен. На сегодня он находится в поле трактовок, а для международных скобок трактовки – это право силы. Поэтому я предлагаю не только нам с вами, а всему миру собственное определение, что есть право народов на самоопределение. Это право ставить вопрос о политическом и правовом положении социальной группы, сформированной по этническому и социальному признакам, в соответствии с действующими конституционными нормами соответствующего государства, в котором группа находится на правах граждан.

Право народов на самоопределение не включает право вооруженного мятежа против государства гражданского пребывания группы. В чем отличие? Отличие в том, что здесь в явном виде предлагается градация права как юридически договорные правила организации бытия, затем граница – идет политика, где соревнуются силы разного сорта, идет следующая граница, за которой соревнуются силы определенного сорта – военная сила.

И если открытыми глазами смотреть на эти реалии, то тогда появляется шанс пройти назад и жить в правовом пространстве, в мирном пространстве, в пространстве бытия, в котором жертвы, кровь, разрушения, ущербы, конфликты минимизированы. В этом пафос и смысл того определения, которое я предложил, и которое включает, инкорпорирует все сложные детали, все умолчания и противоречия, о которых было сегодня сказано выше. Спасибо за внимание.

И следующий термин, с которым мы с вами будет разбираться, термин, может быть, не для всех часто слышимый, употребляемый, но он очень важен для специального профессионального языка государственного управления, государственного строительства, ̶ «этатизм».

Ситуации в Крыму и на украинском востоке схожи с Каталонией только в том, что сейчас международное сообщество требует, чтобы любые референдумы по самоопределению проходили в рамках законов и с согласия материнских государств. Во всем остальном – это разные случаи. Начиная с того, что право на самоопределение касается только народов и только тех народов, которые еще не имеют своего государства (а это ставит под вопрос любое право на самоопределение на оккупированных территориях в Донецкой и Луганской областях, так как там нету отдельных народов, и самоопределение российского большинства в Крыму, так как у них уже есть свое государство – РФ), и заканчивая военной агрессией РФ и отсутствием нарушений прав людей в Крыму и на востоке со стороны Украины.

Право и геополитика

Более сложная и отличная от Каталонии ситуация в Иракском Курдистане, у которого также уже есть своя автономия и где тоже недавно провозгласили независимость на референдуме. Ирак не смог изначально эффективно противостоять распространению ИГИЛ на своей территории. Земли Курдистана защищали курдские военные отряды пешмерга, они же помогали освобождать и сам Ирак. Получается, что материнское государство не смогло защитить курдов от угроз, и они имеют право на провозглашение своего государства. Но нет. Потому что право правом, а политика политикой. Курды проживают в четырех странах: Турции, Сирии, Ираке и Иране, и ни одна из них не намерена признавать независимость Курдистана и провоцировать этим самым сепаратизм у себя дома.

Инфографика: Русская служба ВВС

Несмотря на прогресс в таких сферах, как права человека и борьба с глобальными проблемами, международное право в отношениях между государствами во многом остается правом сильных. Описанное выше “правильное” и “неправильное” самоопределение на практике было лишь оправданием определенных действий постфактум.

Государства боятся распада территорий, и это верно для всех. Проблем прибавляет и отсутствие определения того, что такое”народ” и у кого, соответственно, есть право на самоопределение. Сепаратизм во многих странах имеет экономическую подоплеку. Государства перераспределяют налоги между бедными и богатыми регионами. В ответ последние часто заявляют о несправедливости и о своем желании отделиться (та же Каталония в Испании, северные провинции Италии и т. д.).

Поэтому любое государство опасается, что одно какое-то самоопределение повлечет за собой полную дезинтеграцию и распад страны – когда каждый недовольный чем-то регион будет объявлять себя государством. Как потом объяснить, что здесь право на самоопределение есть, а вот здесь – нету?

Среди других вопросов – изменение контекста и интерпретации принципов международного права с того времени, когда они принимались. Часть ученых считают, что самоопределение народов работает только в условиях сохранения территориальной целостности государства. Другие же говорят, что принцип территориальной целостности касается только защиты от внешнего нападения, а если границы меняются в результате внутренних процессов – то проблемы нет.

Поэтому в условиях противостояния друг другу государства часто действуют по формуле: себе и своим друзьям – территориальную целостность, а врагам – право народов на самоопределение. В Косово Запад защищает самоопределение, а РФ – территориальную целостность. В Абхазии, Южной Осетии, Крыму, Приднестровье – с точностью наоборот. Возможность каких-либо народов (групп людей) провозгласить независимость зависит от готовности большинства других стран признать это. По сути – от расклада сил и политической конъюнктуры; чего сильным странам в этой независимости больше – выгоды или проблем.

Размытость, неопределенность формулировок и право сильных – вместе делают невозможным эффективно регулировать вопросы самоопределения. Хотя сейчас Украина, учитывая свою ситуацию, будет занимать позицию против любого одностороннего отделения , не следует забывать, что когда-то мы сами были жертвой такого порядка.

Когда в 1920-х правительства УНР и ЗУНР пытались добиться у Лиги Наций и отдельных стран признания своего суверенитета и независимости от Польши и СССР, но безуспешно. Нам во многом повезло, что СССР распался изнутри, и с этим были согласны 15 республик. Договор об образовании СССР хоть и предусматривал право выхода из союза, но в нем отсутствовал механизм реализации этого права. Поэтому, созрей мы сами до провозглашения независимости от СССР, для международного сообщества мы были бы такими же каталонцами.

Демократическое право наций на самоопреде­ление также старо, как стара и сама демократия. Как идея и практический принцип оно находит при­менение начиная с XVII– XVIIIвеков. Величайший толчок движению национальной независимости дали два исторических события: в 1775-1783 годах «На­циональная революция» за независимость Америки и в 1789 году Великая французская революция с ее вечно живыми лозунгами: «Свобода, равенство, братство». Вот с этих пор собственно и началась эпо­ха движения за независимость и самоопределение современных больших и малых национальностей. С тех пор и само «право наций на самоопределение» становится движущим мотивом национально-осво­бодительного движения зависимых и угнетенных на­родов на всех материках земли. В мировом социали­стическом движении право народов на самоопреде­ление было впервые сформулировано на Лондон­ском конгрессе Второго Интернационала в 1896 го­ду в следующих словах: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех на­ций и выражает свое сочувствие рабочим всякой страны, страдающей в настоящее время под игом военного, национального и другого абсолютизма». В программу РСДРП требование права на самоопре­деление нерусских народов Российской Империи было включено на ее Втором съезде в 1903 г., со­стоявшемся в том же Лондоне.

Знакомясь с богатой, но чисто пропагандной со­ветской литературой по теории и истории националь­ного вопроса, читатель никогда не узнает двух эле­ментарных фактов: во-первых, право народов на са­моопределение есть общепризнанный принцип демо­кратии вообще, а не изобретение Ленина, во-вторых, в русское социалистическое движение этот принцип внесли не большевики и не Ленин, а меньшевики и их лидеры Плеханов и Мартов. Плеханов, как осно­воположник русского марксизма, каким его при­знавал и сам Ленин, а Мартов, как автор и доклад­чик по первой Программе партии на ее Втором съез­де. Заслуги Ленина в данном вопросе лежат в дру­гой плоскости в антинациональной интерпретации права народов на самоопределение и в мастерском использовании национального вопроса в стратегиче­ских целях на путях к власти.

Право на самоопределение народов России при­знавали не только русские социал-демократы, но и партия русских эсеров (социалистов-революционе­ров) , только в более категорической формулиров­ке. Их центральный орган печати «Революционная Россия» в №18 за 1903 год писал, что партия эсеров стоит на точке зрения «полного и безусловного при­знания на самоопределение», а тем народам, кото­рые захотят остаться после революции в составе Рос­сии, эсеры предлагали свободную федерацию. Поле­мизируя с эсерами насчет «полного и безусловного признания самоопределения» и по-своему интерпре­тируя решение Второго съезда, Ленин писал: «Безус­ловное признание борьбы за свободу самоопределе­ния вовсе не обязывает нас поддерживать всякое требование национального самоопределения. Со­циал-демократы, как партия пролетариата, ставят своей положительной и главной задачей содействие самоопределению не народов и наций, а пролетариата в каждой национальности» (Ленин. О националь­ном и национально-колониальном вопросе. М., 1956, стр. 13. Курсив мой – А.А.).


Ту же мысль Ленин повторил накануне Первой мировой войны в следующих словах: «Отдельные требования демократии, в том числе самоопределе­ние, не абсолют, а частичка общедемократического (ныне: общесоциалистического) мирового движе­ния. Возможно, что в отдельных конкретных слу­чаях частичка противоречит общему, тогда надо от­вергнуть ее» (Ленин, 3 изд., т. XIX, стр. 257-258).

Вот когда произошла Октябрьская революция, Ленин нашел, что такая маленькая «частичка» как половина царской империи в лице нерусских наро­дов, не «абсолют» и на штыках Красной Армии за­гнал ее в свою новую советскую империю.

Противореча самому себе, Ленин в другом ме­сте правильно определял суть самоопределения.

Вот его определение: «Если мы хотим понять значение самоопределения наций, не играя в юриди­ческие дефиниции, не ""сочиняя"" абстрактных опреде­лений, а разбирая историко-экономические условия национальных движений, то мы неизбежно придем к выводу: под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятель­ного национального государства» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 5).

Был ли сам Ленин готов позволить нерусским народам выйти из Российской Империи, если он придет к власти в России? Нет, конечно. Как указы­валось выше, когда почти все нерусские народы по­сле Октябрьской революции, пользуясь правом на самоопределение, вышли из империи, он их вер­нул обратно силой оружия. Фактическое использо­вание права на самоопределение Ленин признавал за народами любых других империй – Британской, Австро-Венгерской, Оттоманской, но никак не за народами Российской Империи, включая даже Польшу. Ленин даже изобрел в национальной по­литике такой изощренный тактический прием, до которого не додумался еще ни один макиавел­лист нового времени. Ленин провел своеобразное разделение труда между своими сторонниками в партии: русские большевики должны были про­поведовать «право нерусских народов на само­определение», а большевики нерусской нацио­нальности, наоборот, должны были писать и на­стаивать на праве нерусских народов «присоеди­ниться» к России.

Когда Ленину указывали на эту его двойную иг­ру в национальном вопросе, то он невозмутимо от­вечал: «Люди, не вдумавшиеся в вопрос, находят ""противоречивым"", чтобы социал-демократы угне­тающих наций настаивали на ""свободе отделения"", а социал-демократы угнетенных наций – ""на свобо­де соединения"". Но небольшие размышления пока­зывают, что иного пути к интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой цели от данного положения нет и быть не может» (Ленин, О нацио­нальном и национально-колониальном вопросе, стр. 338).

В этом тезисе «слияния наций» и заключается истинная и конечная цель Ленина. Он хочет слить не­русские народы с русским народом, чтобы искусст­венно создать один единый народ с единым языком. Ленин так и писал:

«Разграничение наций в пределах одного госу­дарства вредно, и мы, марксисты, стремимся сбли­зить и слить их» (там же, стр. ИЗ).

В другом месте: «Марксизм непримирим с на­ционализмом, будь то самый ""справедливый""...

Марксизм выдвигает на место всякого национализ­ма – интернационализм, слияние всех наций в выс­шем единстве» (там же, стр. 128-129).

В третьем месте: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности на мелкие государства.... не только сближение наций, но и слия­ние их» (там же, стр. 261).

Словом, Ленин полон решимости, осуществив свой план мировой революции, создать единое ин­тернациональное сообщество людей с одним или, может быть, с двумя языками. Вот его утвержде­ние на этот счет:

«Всемирным языком, может быть, будет ан­глийский, а, может быть, плюс, русский» (Ленин. ПСС, т. 24, стр. 387).

Уже отсюда ясно, что для России и ее нерусских народов единым языком станет русский язык. Дру­гими словами, Ленин стоял за ассимиляцию нерус­ских народов в русском народе, за такую нацио­нальную политику русификации, от которой отка­залась даже царская Россия, по крайней мере, на­чиная с Екатерины II.

Когда критики напоминали ему этот факт, Ле­нин отвечал:

«Против ассимиляторства могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повер­нуть назад колесо истории» (там же, стр. 126).

Однако все это относилось к далекой стра­тегической цели после победы марксизма в Рос­сии и во всемирном масштабе. Пока что надо было разработать гибкую тактику использования на­циональных чаяний угнетенных народов, желав­ших создания своих независимых государств, в интересах собственной стратегии, прямо по прин­ципу: «цель оправдывает средства». Вот здесь Ленин был гениальным мастером.

Больше великодержавник, чем все русские цари вместе взятые, и больше империалист, чем лю­бой император в истории, Ленин, однако, не был русским шовинистом. Это было его колоссальным личным преимуществом как политического деяте­ля в многонациональном государстве. Его первое Политбюро на путях к революции состояло из семи человек: два русских (Ленин и Бубнов), четыре ев­рея (Троцкий, Зиновьев, Каменев и Сокольников) и один грузин (Сталин). Находясь уже у власти, он всегда воевал в своей партии с русскими шовини­стами, которые своими открыто великодержавны­ми действиями вредили его планам создания совет­ской империи в России, а на ее базе создания и ми­ровой советской империи.

Мы знаем из документов XXсъезда, что к этим русским шовинистам он причислял и нерусских ли­деров большевизма Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе. Ленин хочет, где это возможно, из­бегать насилия в процессе слияния наций или пре­вращения русского языка в общий и единый язык в новом государстве. В этом отношении, как идеал, Ленину рисуются Соединенные Штаты Америки. Ле­нин приводит статистику разных народов в Америке и указывает, как происходил мирный процесс об­разований единой американской нации с единым английским языком и в заключение приходит к выводу:

«Кто не погряз в националистических предрас­судках, тот не может не видеть в этом процессе ас­симиляции наций капитализмом величайшего исто­рического прогресса, разрушения национальной за­скорузлости различных медвежьих углов – особен­но в отсталых странах, вроде России» (Ленин. О на­циональном и национально-колониальном вопросе, стр. 124).

Ленин взял явно неудачный пример и сравнивал исторические процессы совершенно несравнимые. Поэтому вместо добросовестного анализа получи­лась пропагандная подтасовка фактов и фальсифи­кация истории. Америка была и остается образ­цом для России только в других отношениях: как государство величайшей в мире демократии с науч­ной, технической и творческой интеллигенцией, под­нявшей Америку на такую материальную, научно-техническую высоту, что ее вот уже более 70 лет не может «догнать и перегнать» самая «передовая в мире страна социализма», исключая область воен­ной индустрии.

Америка образовалась как государство из раз­ных народов Европы и, отчасти, Азии, доброволь­но – кроме негров – переселившихся туда, а Рос­сия образовалась как империя из присоединен­ных к ней чужих народов. Причем многие из них культурно, религиозно и исторически были бо­лее древними народами, чем сама относительно молодая русская нация и русское государство. Образование единого языка – английского – для американской нации было процессом стихийным и добровольным, тогда как в России принять единый язык для всех было бы возможно только искус­ственно, то есть посредством прямой или косвенной русификацией нерусских. Ленин знал это не хуже нас. Знал также, что насильственная русификация может иметь тяжкие последствия в смысле ускоре­ния центробежных сил в его будущем социали­стическом государстве. Поэтому он хотел идти по пути мирной, добровольной русификации. Ленин писал:

«И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться вели­кому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной» (там же, стр. 147).

Ученики Ленина сегодня вполне обходятся без принудительности и дубины: если хочешь учиться техническим и точным наукам, то нет возможности учиться им, кроме как по-русски, если хочешь сде­лать карьеру в своей национальной республике -партийную, государственную, ученую – можешь не знать родного языка, но должен знать русский язык. Это и есть косвенная русификация.

Ни в одной из работ Ленина по вопросам такти­ки и стратегии русской и мировой революции не присутствует такое виртуозное мастерство вели­кого макиавеллиста, как в его трактовке демокра­тического принципа права народов на самоопреде­ление. В искусстве маскировать свои истинные стра­тегические цели туманом фразеологии и словесного жонглирования Ленин был мастером самого высо­кого класса. Даже такой великий мастер лицеме­рить, как его ученик Сталин, и тот не всегда мог разглядеть в ленинской маскировке истинного ли­ца Ленина, о чем у нас будет потом случай пого­ворить.

Если вкратце, но абсолютно точно, сформули­ровать идею Ленина в национальном вопросе, то она следующая: Ленин признает, и то условно, право на­ций на самоопределение при капитализме, но Ленин категорически отрицает право наций на самоопре­деление при социализме. Вот классический пример постановки данного вопроса Лениным до револю­ции в отношении зависимых народов в Европе. Разбирая историю отделения Норвегии от Швеции в 1905 году, Ленин писал, что такой случай возможен при капитализме только как исключение и что его интересует не самоопределение норвежской нации от шведской нации, а самоопределение там и здесь национального пролетариата. Вот его вывод из этой истории:

«В вопросе о самоопределении наций нас инте­ресует прежде всего и более всего самоопределе­ние пролетариата внутри наций» (Ленин. О праве наций на самоопределение. М., 1956, стр. 35).

Другими словами, Ленина интересует не созда­ние национальных независимых государств, а созда­ние марксистских национальных государств, зави­симых от одного революционного марксистского центра. Еще ярче вырисовывается марксистское великодержавие Ленина в его дискуссии с лидером польских марксистов Розой Люксембург. В поль­ском королевстве, входившем в состав Российской Империи, в начале века образовались две социали­стические партии. Польская партия социалистов (ППС), лидером которой был Юзеф Пилсудский, и Польская социал-демократическая партия, руково­димая Розой Люксембург. По национальному вопросу ППС стояла на позиции безусловной поль­ской независимости и выхода из состава Российской Империи. Польская социал-демократическая партия, как партия ортодоксально марксистская ленинско­го типа, не признавала принципа полной польской независимости, а требовала для Польши только автономии в пределах России. Ленин категорически отвергал национальную программу ППС с ее требо­ванием о выходе Польши из царской России, а Розу Люксембург, поддерживая ее позицию по существу, порицал только за ее неэластичность в политике, за то, что она не хочет понять, что лозунг самоопреде­ления не цель, а тактика марксистов. Вот вывод Ле­нина из его дискуссии с Розой Люксембург:

«Ни один российский марксист никогда и не думал ставить в вину польским социал-демократам, что они против отделения Польши. Ошибку делают эти лишь тогда, когда пробуют – подобно Розе Люксембург – отрицать необходимость признания права на самоопределение в программе российских марксистов» (там же, стр. 37).

Что может быть нелепее: Ленин писал, что он признает право ППС требовать выхода Польши из Российской Империи, но сам выход он не признает! Тогда почему выставлять в программе российских марксистов требование права наций на самоопреде­ление, если ты собираешься бороться всеми силами против его практического осуществления? Ответ Ленина на этот раз неотразим в своей искренности:

«Признание права на отделение, – писал Ле­нин, – уменьшает (подчеркнуто Лениным) опас­ность распада государства» (там же, стр. 29). Такую фиктивную «независимость» Ленин был готов предоставить даже Украине. Вот что писал Ленин о праве Украины на создание своего независимого от России государства: «Суждено ли Украине составить самостоятельное государство, зависит от тысячи факторов, неизвестных заранее. И, не пытаясь гадать попусту, мы твердо стоим на том, что несомненно: право Украины на такое государство» (там же, стр.21).

Когда участились атаки на Ленина открытых русских великодержавников за то, что он в своей национальной политике поощряет украинских се­паратистов, Ленин ответил:

«Обвинять сторонников свободы самоопреде­ления, то есть свободы отделения в поощрении се­паратизма – такая же глупость и такое же лицеме­рие, как обвинять сторонников свободы развода в поощрении разрушения семейных связей» (там же, стр. 30).

Будучи изощренным тактиком, Ленин не может прямо заявить великодержавникам: «Господа глупые, поймите, что в сущности я хочу сохранить, как и вы, Российскую Империю, но к этому нет иного пути, кроме формального, и для нас необязательно­го, признания права на самоопределение». Только специалист в области тактического искусства лени­низма поймет, что Ленин вкладывает как раз эту мысль в следующую свою аргументацию:

«Пролетариат ограничивается отрицательным, так сказать, требованием признания права на само­определение, не гарантируя ни одной нации, не обя­зуясь дать ничего насчет другой нации» (там же, стр. 18).

В другом месте в споре с ППС Ленин уже более откровенно объясняет, какая реальная цена праву на самоопределение в его интерпретации:

«Безусловное признание борьбы за свободу са­моопределения вовсе не обязывает нас поддержи­вать всякое требование национального самоопреде­ления... Неужели признание права на самоопределе­ние наций требует поддержки всякого требования всякой нации самоопределяться? Ведь признание права всех граждан устраивать свободные союзы вовсе не обязывает нас поддержать образование вся­кого нового союза... Мы признаем право даже иезуитов вести свободную агитацию, но мы боремся против союза иезуитов и пролетариев» (там же, стр. 13).

Говоря на человеческом языке, Ленин отвер­гает самоопределение на деле, поскольку оно про­тиворечит тому тоталитарному строю, который он хочет создать в России от имени марксизма и под названием «социализм». Однако в этом вопросе Ле­нин бесцеремонно издевается не только над демо­кратией, но и над своими вероучителями. Ведь это сам Ленин цитирует письмо Энгельса Каутскому по вопросу о том, какое должно быть отношение победившего социализма к требованию самоопределе­ния угнетенных наций. Энгельс писал:

«Победоносный пролетариат не может никако­му чужому народу навязывать никакого осчастли-вления, не подрывая этим своей собственной побе­ды. Разумеется, этим не исключаются оборонитель­ные войны различного рода» (Ленин. О националь­ном и национально-колониальном вопросе, М., 1956, стр. 343).

Как актуально звучат эти слова Энгельса как раз сегодня, когда Кремль совершает в Афганистане варварский геноцид, стараясь «осчастливить» афган­ский народ. Но я думаю, в свете произведенного на­ми анализа ленинской концепции о праве народов на самоопределение, наследники Ленина рассматри­вают свою нынешнюю колониальную войну в Афга­нистане – как «оборонительную войну» против американцев, пакистанцев и иранцев, которые не имеют в Афганистане ни одного солдата.

Конечно, цель Ленина в России была не демо­кратическая революция, а «пролетарская револю­ция», установление не демократии, а диктатуры одной партии под названием «диктатура пролетариа­та». Первым «пролетарием» Ленин, сын потомст­венного дворянина, считал самого себя (он так и пишет в цитируемых произведениях: «Мы, проле­тарии») .

Для такого многонационального государства, как Россия, это означало, что будущая большевист­ская форма правления, каким бы именем она себя ни нарекла, будет диктатурой одного имперского центра, а не федерацией суверенных и равноправных наций. Здесь уместно начать рассказ о карьере первого ученика Ленина по национальному вопросу – Джугашвили – Кобы – Сталина.

Два обстоятельства сыграли решающую роль как в начальной карьере Кобы-Джугашвили, буду­щего Сталина, в большевистской партии, так и в его сближении с Лениным: это, во-первых, руководя­щее участие Кобы в закавказских вооруженных гра­бежах банков и казначейства в 1906 – 1911 го­дах, деньги от которых шли в партийную кассу Ле­нина за границей; во-вторых, деятельность Ста­лина как информатора Ленина по кавказским со­бытиям и кавказским партиям, что делало Сталина в глазах Ленина экспертом по национальному во­просу, которому можно доверить более широкое поле деятельности. В обеих областях Сталин сыграл столь выдающуюся роль, что стоит на этом остано­виться. Сталин начал свою сознательную жизнь уго­ловником и уголовником завершил ее, возможно, став жертвой другого уголовника – своего сорат­ника и земляка Берии. Однако Сталин был не обыч­ным уголовником, а уголовником, действовавшим во имя политических целей на службе радикальной политической партии – большевистской партии, ко­торую Ленин создал вокруг себя. В те годы, после первой русской революции, карьеру в партии Лени­на делали люди двух типов: либо яркие публицисты, либо бесстрашные «эксы». Эксами или экспроприа­торами Ленин называл участников так называемых «боевых дружин» рабочей самообороны, которые создали большевики в революцию 1905-го года. Перед ними Ленин ставил цели:

1. добывать для партии деньги путем «экспро­приации экспроприаторов», то есть грабя банки и казначейства;

2. убивать, как выражался Ленин, «шпионов, черносотенцев и начальствующих лиц полиции, ар­мии и флота».

На Четвертом объединительном съезде РСДРП в 1906 году по предложению его меньшевистской части и при поддержке большинства фракции боль­шевиков, кроме Ленина, практика «боевых дру­жин» была осуждена и запрещена. Резолюция Лени­на, в которой говорилось, что «допустимы боевые выступления для захвата денежных средств», была отвергнута почти единодушно. Ленина поддержал на съезде уже известный ему кавказский экс – Коба-Джугашвили. На Пятом, лондонском съезде в 1907 году, на котором большинство делегатов состояло из большевиков, вновь обсуждался вопрос о «парти­занских выступлениях» и эксах. Пробольшевистский съезд и на этот раз осудил грабительскую дея­тельность партизан под названием «боевые дружи­ны» как анархистскую и бандитскую практику.

И это понятно, если вспомнить, как началась карьера Сталина в большевистской партии. Зная, что ему, недоучке из духовной семинарии, невозможно состязаться не только с уже известными социал-де­мократическими публицистами от марксизма, как Мартов и Ленин, но даже со своими ровесниками, типа Троцкого, или более молодыми, типа Бухари­на, Сталин избрал поприще, на котором он имел все шансы отличиться – карьеру партийного руководи­теля «боевых дружин» для грабежей на Кавказе. Ве­ликолепный знаток кавказской психологии, Сталин взял себе в качестве клички окутанное героиче­скими легендами имя кавказского абрека из рома­на грузинского писателя Казбеги – Коба. Очень скоро новоявленный Коба затмил славу своего ли­тературного прототипа.

Еще в 1906-ом году Коба направил в эмигрант­скую кассу Ленина несколько десятков тысяч рублей, взятых в ходе ограбления почтового поезда в Чиатури, частных и казенных касс на кораблях в морских портах Баку и Батуми. Вместе с этими на­грабленными деньгами до Ленина впервые дошла и боевая слава бесстрашного экса, грузина Кобы. Свою славу большевистского героя и талантливого организатора эксов Коба закрепил за собой, когда он и его помощник Камо-Петросян после тайной встречи в Берлине с Лениным организовали беспри­мерное по своей дерзости ограбление тифлисского казначейства на Эриванской площади в Тифлисе в 1907-ом году, через пять недель после названной встречи Кобы и Камо с Лениным. Остались описания современников, как было организовано ограбление. 26-го июня 1907-го года около 11 часов дня, когда Эриванская площадь была полна людей, на площа­ди появились два конных экипажа, которые в со­провождении эскорта казаков везли большую сумму денег. В тот момент, когда человек в офи­церской форме подал команду, с разных сторон в один миг в экипаж с деньгами и эскорт казаков полетело около десятка бомб. Убитых оказалось трое, раненых более пятидесяти человек. Человек в офицерской форме был помощник Сталина – Камо. Добычу – 340 тысяч рублей – Сталин-Коба сейчас же перевел за границу Ленину через будущего наркома иностранных дел Литвинова. Через не­сколько недель беспрепятственно выехали к Лени­ну для доклада и организаторы эксов – сами Коба и Камо.

Ленин высоко оценил заслуги Сталина, на­значив его сначала агентом ЦК в России (1910-й год), а позже кооптировав его в состав ЦК (1912-й год). Сталина несколько раз ссылали за подполь­ную работу, но он каждый раз умудрялся бежать без всяких трудностей, ибо за политическими ссыльными у царя не охотились десятки сексо­тов, как теперь в Советском Союзе они охотятся за людьми, которых только подозревают в инако­мыслии.

Сталин пробовал свои таланты и в публицисти­ке. Сначала он писал по-грузински, а потом по-рус­ски, как по вопросам партийным, так и по нацио­нальному вопросу. Заслуги Кобы в качестве экспер­та по национальному вопросу были более скромные и менее славные. Публицистического таланта Сталин был лишен начисто. Троцкий его называл «плоским эмпириком». В этой отрицательной в глазах Троц­кого оценке содержится тем не менее вся правда превосходства Сталина, как практического полити­ка, над его квазиинтеллигентными соратниками. Там, где публицистические и теоретические таланты марксизма витали в эмпиреях, опытный наблюда­тель людских деяний Сталин обеими ногами нахо­дился на почве реальной жизни. Только такой и пре­успевает в достижении поставленной цели (что Ста­лин потом и доказал тому же Троцкому). Все рабо­ты Сталина тех лет, с точки зрения публицистичес­ких канонов, ученические упражнения. Но во всех его писаниях и тогда и после присутствует целе­устремленный утилитаризм, противопоказанный теоретику наукообразных обобщений, зато полез­ный политику с затаенной целью. Затаенная же цель Сталина была одна: войти в доверие Ленина, не толь­ко в качестве организатора, но и партийного идеоло­га, чтобы со временем принять от него его фирму -ЦК большевистской партии. Классический пример на этот счет – работа Сталина «Национальный во­прос и социал-демократия», написанная им в Вене в конце 1912-го года при помощи Бухарина, которого прикрепил к нему Ленин, чтобы Бухарин переводил для Сталина австро-марксистские источники по национальному вопросу. Ленин писал Горькому по этому поводу: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для "Просвещения" большую статью, собрав все австрийские и прочие материалы». Когда этот легальный большевистский журнал «Просвещение», издававшийся в Петербурге, решил напечатать статью Сталина в дискуссионном порядке, то Ленин запротестовал в письме в редакцию: «Конечно, мы абсолютно против. Статья очень хороша. Вопрос бое­вой и мы не сдадим ни на йоту принципиальной по­зиции против бундовской сволочи». В другом ме­сте о той же статье Сталина он добавлял: «Надо вое­вать за истину против сепаратистов и оппортунистов из Бунда» (см. Сталин, «Марксизм и национальный вопрос», стр. 61).

За какую же истину Сталин воевал против сепа­ратистов в этой работе?

Сталин воевал последовательно и бескомпро­миссно за ленинскую истину в национальном вопро­се, которая, как мы видели, сводилась к следующе­му центральному тезису Ленина: грядущая больше­вистская Россия будет единым и неделимым госу­дарством, нерусские части империи, такие как Польша, Финляндия, Украина, Кавказ, получат ста­тус «областных автономий», как и чисто русские губернии. Сталин мастерски свел в целостную си­стему все, что Ленин писал по национальному во­просу. Сталин был признан самим Лениным не толь­ко экспертом, но и теоретиком партии по нацио­нальному вопросу.

Характерный для Сталина психологический мо­мент: этот свежеиспеченный национальный теоретик и «чудесный грузин» с сильным грузинским акцен­том публично никогда не признавал себя грузином, а считал себя русским. Его излюбленное выражение в статьях и выступлениях до и после революции гласит: «Мы, русские марксисты», «мы, русские коммунисты», но он ни разу не говорил «мы рос­сийские», тем более «мы кавказские» или «грузин­ские» марксисты. В России по Сталину только одна нация – это державная русская нация, а все осталь­ные просто инородцы или туземцы, находящиеся в подданстве русской нации.

Однако, каким бы русским Сталин себя не счи­тал, его всю жизнь преследовал болезненный комп­лекс чувства национальной неполноценности из-за того, что он родился как «туземец» на далекой ок­раине великой русской империи и что у него нет ни капли русской крови, а в его грузинской крови лю­ди находят еще даже осетинскую кровь (вспомните стихи Мандельштама). Он старался компенсировать это ущербное чувство подчеркиванием своей сверх-русскости в имперской политике, точь-в-точь, как корсиканец Наполеон выдавал себя за «великого француза» («гранд насион») или австриец Гитлер за «великогерманца» («гроссдойчланд»). Эта велико­державность Сталина вполне устраивала Ленина, пока Сталин, став генсеком, не начал ею злоупот­реблять.